Смерть за смертью, поражение за поражением — вот как теперь можно было описать историю моего правления. Она не будет воспета в балладах, как история Дейрдре, и записана в свитках. О ней никто не вспомнит, если я немедленно не вернусь в Столицу и все не исправлю.
«У тебя есть время, — напомнила я себе, слушая доклад Ясу сквозь шум крови, стучащей в висках, от которого кружилась голова. — Селен пленен. Ты успеешь разобраться и с ульями на востоке, и с осами на западе. Как учил Мидир. Ты все еще королева Круга… Даже если он уменьшился в девять раз. Ты все вернешь. Отберешь у них все обратно. И даже больше! По-другому быть не может. Помни, кто ты. Не забывай. Не давай отчаянию поглотить тебя».
— Как это возможно? — спросил Солярис, вырвав меня из мыслей.
Он сидел рядом на отрезе шелка, и его колено, отведенное в сторону в той же странной позе, в которой сидела Ясу, касалось моего. От крови Сол давно отмылся, но от синяков — еще нет. Было тяжело смотреть на фиолетовые кольца под его челюстью и отпечатки в форме кулаков на фарфоровом животе, обнаженном вырезом рубахи, которая не имела ни шнурков, ни пуговиц, и носилась местными мужчинами нараспашку. После ореховых лакомств и чая Сол порядком оживился и даже подобрел: даже разрешил Мелихор расчесать ему волосы, благодаря чего те наконец-то лежали с пробором, как положено, открывая выбритые виски и затылок.
— Как возможно то, что мы проигрываем? — повторил Солярис, со звоном отставляя свой чай на блюдце, и я удивилась тому, что его больше возмутило, как плохи наши дела, нежели то, сколько времени мы потеряли в сиде. — Как могли Немайн с Фергусом разбить альянс Дейрдре сразу на нескольких фронтах? Я лично знаком с Мидиром, советником драгоценной госпожи. Он воин удалый, каких поискать, во всем Круге не найти полководца умнее и упорнее. Это ведь именно Мидир возглавлял осаду Амрита, пока Оникс продвигался в глубь Ши, и разрушил одиннадцать из его башен, которые десять лет пришлось возводить заново, — Ясу поджала губы, но перебивать не стала. То, что было хвалой Мидиру, ей и ее туату было позором, пощечиной прошлого. Однако Солярис всегда говорил то, что думал, без утайки и прелюдий. Возможно, большая часть вины за то, что Сола не любили в Столице, лежала именно на этой черте его нрава, нежели на его драконьей сути. — Конечно, в природе людей стареть, терять память, скорость и выносливость… Но не силу духа. Я не верю, что Мидира, даже раненного, можно было заставить отдать Брикту после того, как он сам же ее отвоевал. И в то, что мы проигрываем из-за золотых копий Фергуса и буйного нрава Неймана, не верю тоже.
— Сейд, — Ясу резко сошла на шепот, словно боялась, что кто-то услышит ее. О вёльвах во всех туатах Круга, кроме Дейрдре, говорили или с пренебрежением, или с опаской. Именно поэтому на мой дом, практически логово вёльв, никогда и не нападали. Но всему рано или поздно приходит конец. — Вот как Мидир потерпел поражение у Брикты, и почему мы все проигрываем. От хирдманов Дайре, выступивших на юг, ничего не осталось уже к началу месяца зноя. Я была там. Я собственными глазами видела, как их стало тошнить кровью и внутренностями. Мне пришлось приказать своим людям отступить, чтобы не потерять еще и их.
— Но в Немайне не живут вёльвы, до завоеваний отца их там казнили целыми селениями. В Фергусе тоже сейда страшатся, — сказала я, вспоминая, как однажды посланец оттуда опрокинул на себя поднос с шипящим маслом, когда Виланда, прошлая королевская вёльва, всего-навсего попыталась подать ему щипцы для мяса. — Никто из них не стал бы прибегать к помощи вёльв, тем более в таких масштабах…
— Меняется каждый, кто доживает до следующего утра. Так Хазар, один из моих любимых братьев, говорит. Даже целый народ может пойти против своих старых убеждений, если уверит, будто это его спасет, — пожала плечами Ясу и поднесла ко рту чашу. Ей пришлось столько всего поведать нам, что это был первый глоток чая, который она сделала за все время. Он успел остыть и покрыться молочной пленкой, но Ясу все равно осушила чашу до дна.