Критская Телица

Караульный заколебался. Но собеседник недавно предъявил высший знак государственной власти, и пререкаться было рискованно. К тому же, долговязый и слабосильный по внешности грек ничего не выпытывал, — напротив, сам требовал в попутчики дюжего, закаленного бойца.

Ладно, ежели что, пускай сам и отвечает...

— Хафра!

Второй охранник подтянулся и стукнул копьем об пол.

— Проводи господина к Рефию кратчайшим путем!

Глава одиннадцатая. Человекобык

Равного ж ему не кормили зверя.Давние леса, не рождала дажеИ пустыня та, что всех львов питает.Грудью сухою.

Гораций. Перевод А. Семенова-Тян-Шанского

Затея выглядела чистым безумием, но делать было нечего. Только величайший катаклизм, неслыханное государственное потрясение могло выручить афинский корабль, спасти злополучных отроков и юниц, а вместе с ними, разумеется, Иолу, за которую Эпей не колеблясь положил бы на плаху собственную голову.

Учинить упомянутое потрясение следовало в ближайшие три часа. И ни минутой позже.

Глядя в широкую спину размашисто и легко ступавшего Хафры, мастер подумал, что, ежели доблестный блюститель спокойствия проявит хоть каплю сообразительности, на свете станет меньше одним кефтом и, весьма возможно, одним греком...

К счастью, Хафра был отменно исполнительным служакой и вел Эпея не оборачиваясь, не задавая вопросов; уверенно взбегая по коротеньким, в несколько ступеней, каменным лестницам, безо всякого колебания делая нужные повороты, спеша доставить важную особу в нужное место...

Не передать первому гонцу отнятый у Арсинои перстень мастер попросту не мог: следовало заручиться беспрекословным повиновением и поддержкой нужного человека, а именно: капитана Эсона.

Утратив, таким образом, право повелевать меньшой дворцовой братией, эллин лишился главного своего преимущества, и должен был играть решительно, быстро, бестрепетно.

А для этого предстояло явить невообразимую дерзость.

Эпею изрядно помогли приглушенные женские стоны и вскрики, доносившиеся из-за прикрытой двери, на расстоянии примерно двадцати локтей.

— Прибыли! — жизнерадостно возвестил он Хафре, делая вид, будто узнал нужный коридор с ходу. — Благодарю, о воин, и не задерживаю.

Хафра остановился, несколько мгновений смотрел на мастера, словно собираясь что-то спросить, затем передумал, отсалютовал и, четко печатая шаг, удалился.

Миновало несколько минут.

Когда, по разумению Эпея, стражник очутился на достаточно большом расстоянии, грек решительно приблизился к нужной двери, чуть помедлил, собирая воедино все душевные силы и самообладание, поднял руку, дробно и громко застучал.

* * *

Рефий, всклокоченный, без единой нитки одежды на огромном, точно литом, теле, открыл самолично.

Когда начальник стражи увидел, что игры и забавы прерваны в самое неподходящее время ни кем иным как вечно полупьяным, паршивым царским ремесленником, Эпей подумал: кажется, конец.

Невольный испуг оказался на руку, облегчил умельцу взятую на себя роль.

— Ты... откуда... взялся?! — процедил Рефий. — Прикорнуть негде, подлюга? Или дороги сыскать не можешь?

— Слава богам! — взвыл Эпей, хватая коронного телохранителя за руку. — Слава богам! Я не надеялся разыскать тебя!

— Для чего? — рявкнул Рефий, грубо отталкивая мастера и с яростью глядя ему в глаза. — Говори, дрянь, или башку снесу напрочь!

Долетевшее из комнаты истерическое рыдание Сильвии возвестило коронному телохранителю, что друзья-приятели не намерены терять время попусту.

— Я был у государыни, — захлебываясь от полупритворного страха, выпалил Эпей — По ночному вызову! А она бежала, заперлась в той, розовой зале... с телкой... Там самая надежная дверь! Я помог!

— Зачем? — недоуменно и встревоженно спросил Рефий.

— По гинекею шляется какая-то чудовищная тварь! С бычьей мордой!

* * *

За время довольно долгого спуска с откоса этруск успел отдышаться, опомниться и теперь спокойно шарил зоркими глазами по береговой кромке, отыскивая в сумраке очертания лодки, обыкновенно поджидавшей капитана.

Бухта имела в ширину менее ста пятидесяти локтей, корпус миопароны четко выделялся на посеребренной слабым лунным сиянием воде.

Но лодки не было.

«Разумеется, — подумал Расенна. — Меня ведь уже не намерены отправлять обратно...»

Он пожал плечами, легко и ловко скользнул в воду, бесшумно и быстро поплыл к неподвижному судну.

Ухватил кормило, подтянулся, перебросил мускулистое тело через фальшборт, очутился на палубе.

Гребцы спали вповалку. Спали крепко. Дружный храп витал над миопароной.

Мачта стояла в гнезде, но рея со свернутым парусом покоилась у ее основания, положенная продольно. Весел, как и обычно, сушить не стали; толстые древка под углом уходили вниз, лопасти на две трети скрывались под водой.

«Можем уходить, — не без удовлетворения подумал этруск. — Хоть немедля».

— Добро пожаловать, — раздался негромкий голос Гирра — Удивляюсь, что ты еще жив, тирренская мразь, выродок италийский. Но это легко исправимо...

* * *