Распоряжавшаяся в гинекее и помыкавшая Рефием едва ли не наравне с государыней, Сильвия искуснейшим образом подстроила невозможный при обычных обстоятельствах приход пары свидетельниц, провела их мимо притихших по первому распоряжению стражников и, точно рассчитав надлежащую минуту, выдала венценосную подругу, пойманную на горячем, высшей инстанции островного правосудия.
Присутствие Алкмены было даже не обязательно; однако, зная врожденное ханжество достойной особы, хитроумная наперсница Арсинои рассудила за благо заручиться лишней поддержкой.
Даже Рефий не мог бы уже поделать ничего.
Проникнуть в Кидонский дворец без дозволения повелителей составляло ощутимое и непростительное нарушение этикета, но не более. Убить же предводительницу Великого Совета прямо в царских чертогах было попросту немыслимо, ибо десятки людей видели Элеану входящей под высокие своды в сопровождении Сильвии, а еще десятки проводили глазами присоединившуюся к ним по предварительному сговору Алкмену.
— Прошу любить и жаловать, — весело возвестила Сильвия. — Матушка и сынок самозабвенно совокупляются, вкушая утехи разнообразные и сладостные. Надеюсь, ни у кого не остается сомнений в увиденном?
— Разумеется, нет, — процедила Элеана.
— Хороши сомнения! — проскрежетала Алкмена.
— Если не ошибаюсь, — продолжила Сильвия, — кой-кому доведется вкусить заодно и горечь изгнания. Верно, Элеана?
— Вне всякого сомнения, — сказала жрица. — Голубушка, сделай милость, незамедлительно призови сюда начальника стражи.
Легким пухом упорхнула Сильвия, оставив новоиспеченных любовников ошарашенно взирать на две заслонявшие дверной проем фигуры.
Арсиное казалось, что она внезапно помешалась, или видит дурной сон, от которого должна вот-вот очнуться.
Перепуганный Эврибат притих и даже позабыл капризно возмутиться, как подобало будущему непобедимому лавагету, потревоженному в наиблаженнейший миг. Во всяком случае, мальчишка лежал не шевелясь.
Всецело доверяя Сильвии, несравненной любовнице, закадычной подруге, разделявшей с нею сокровеннейшие тайны и постыднейшие наслаждения; проведя бок о бок восемь безмятежных лет, Арсиноя менее всего остерегалась предательства именно с этой стороны. До сознания царицы совершившееся доходило медленно, туго, постепенно, с неимоверными усилиями ума и воли.
Алкмена и Элеана безмолвствовали, брезгливо морщась.
Неумолимо звякала пристроившаяся в дальнем углу клепсидра.
Первым — возможно, по неразумию и легкомыслию отроческому, — опомнился Эврибат.
А, возможно, чересчур выгрался он в роль непобедимого пирата Расенны.
Также не исключаю, что подростка обуял один из присущих этому странному возрасту припадков неукротимой и безжалостной ярости.
Эврибат с кошачьим проворством взвился и соскочил с ложа, где столь недавно делил с венценосной матерью неизрекомые восторги. Правая кисть юнца резко дернулась, уже стискивая рукоять меча. Ножны со свистом слетели, шлепнулись о стену, оставив массивной заклепкой небольшую вмятину в боку изображенного над ложем дельфина.
Взвыв и ощеря белоснежные зубы, Эврибат кинулся на отшатнувшихся женщин.
Первой погибла Алкмена. Изрядный разгон был взят прямо с места, весу в наследнике престола уже насчитывалось никак не менее двух талантов, а затачивал обоюдоострый бронзовый клинок сам греческий мастер Эпей, что значило: затачивал на совесть, словно любимую бритву.
Вытянутое острие пронзило грудь придворной, словно круг овечьего сыра — молниеносно, легко, насквозь. По-видимому, лезвие прошло меж позвонками, перерезав соединяющий хрящ, ибо Алкмена повалилась неестественно перегнувшись, подобно переломленной деревянной кукле.
Неискушенный в боевых тонкостях Эврибат позабыл, или просто не потрудился тотчас выдернуть оружие и поневоле оказался вынужден выпустить увлекаемую падающим телом рукоять. Элеана, за истекшие доли секунды еще не вполне понявшая, что, собственно, приключилось, непроизвольно отпрянула, встретила пылающий лютой злобой взгляд подростка, повернулась и, невзирая на свои пятьдесят три, опрометью помчалась по коридору, залитому косыми солнечными лучами.
Опомнившаяся Арсиноя испустила пронзительный крик и метнулась вон с ложа, вослед остервеневшему сыну. Трудно сказать, каковы были намерения царицы, желала ли она помочь нежданному спасителю, стремилась ли удержать его, но в любом случае государыня выявила проворство недостаточное.
Эврибат опять завладел дымящимся, побагровевшим до самого эфеса клинком, вырвался за порог и побежал вослед верховной жрице. Сколь ни перепугана была Элеана, сколь ни отчаянно стремилась положить меж собою и царской опочивальней возможно большее расстояние, оторваться от юного, полного молодых сил отрока ей не удалось.
Несколькими, почти что тигриными, прыжками наследник престола очутился у нее за спиной. Клинок взвился, просверкал, низринулся.