Критская Телица

— Извольте объясниться, — процедил он, и Эврибат съежился, Арсиноя напряглась, а Сильвия оцепенела. — Извольте объясниться здесь и немедленно...

Последовало довольно долгое молчание.

— Непременно, — сказала Арсиноя. — Только не здесь, а в опочивальне. Ты не удивляйся, там та пороге — Алкмена. В таком же виде, — царица кивнула на безжизненное тело Элеаны. — Этой твари немедля заткни рот и веди следом за нами.

Последнее относилось уже к Сильвии.

Наперсница, бледная как мел, несколько раз шевельнула губами, попыталась что-то произнести, но покорно осеклась, встретив ненавидящий, лютый взор государыни.

— Она!.. Она!.. — подал голос Эврибат. — Я все вам расскажу! Все!

Обагренный клинок слегка приподнялся. Сильвия вздрогнула.

— Идемте разбираться в этой милой истории, — сказал Рефий. — Телочка, повелительница велит взять тебя под арест, и я повинуюсь. Душевно уповаю, радость моя, что вышло ужасное недоразумение. Но, — прибавил он с какой-то чисто змеиной ухмылкой, — убежден в одном: старая гарпия получила по заслугам. И весьма немалым...

* * *

Состоявшийся несколькими минутами позднее разговор не обратился безобразнейшей рукопашной свалкой меж Арсиноей и Эврибатом с одной стороны, и Сильвией — с другой лишь благодаря присутствию начальника стражи. Перевернув ударом ноги начинавшее понемногу остывать тело Алкмены и втолкнув его внутрь опочивальни — подальше от случайных глаз, — Рефий наглухо замкнул дверь, скрестил руки на груди и не произнес ни слова, покуда сбивчивый троеустый рассказ не перешел в яростную, визгливую перепалку.

— Теперь заткнитесь, — велел телохранитель государыни столь внушительно, что воцарилась немедленная тишина. — Или горько пожалеете, клянусь. Кто заговорит без моего дозволения...

Фраза осталась неоконченной.

Да и нужды оканчивать ее не было.

Все трое допрашиваемых — включая Эврибата — отлично сознавали, с кем имеют дело. Правда, наследник престола, в отличие от матери, не подозревал истинной глубины свершенного прегрешения, а в отличие от Сильвии, не ведал причины, приведшей к ужасным и пугающим последствиям.

Странно, Эврибата даже не мутило, как это происходит со всяким современным человеком, совершившим первое — нечаянное или преднамеренное — убийство. Алкмена валялась буквально под ногами беседующих, свернувшаяся кровь стыла на полу багровыми, начинавшими темнеть лужами, а подросток, что называется, и бровью не поводил.

Века, в которые битвы и поединки были скорее обычным, нежели исключительным занятием, порождали гораздо менее чувствительные натуры, чем столетия, изнеженные политесом и проповедью миролюбия.

Да и присутствие Рефия заставляло изрядно отвлекаться от мыслей о случившемся.

— Итак? — осведомился начальник стражи, взглядывая на Эврибата.

Мальчик открыл было рот, но в дверь исступленно и настойчиво забарабанили снаружи.

— Кто? — рыкнул Рефий, оборачиваясь.

— Я, Эфра!

— В коридоре, ведущем на восток, лежит верховная жрица Элеана, — громко сказал Рефий. — Отыщи пару стражников, передай, что я велел вынести эту падаль в средний двор. Затем отрядить гонца в Священную Рощу. Передать жрице Алькандре: преступница зарублена мною за предерзостное и вопиющее нарушение известного обета, предписывающего полное и совершенное молчание по известному поводу. Ясно?

— Разреши войти!

— Не разрешаю! Государыня, вели амазонке повиноваться, и шевелиться поживее!

— Делай что велят, Эфра, — уверенным голосом крикнула Арсиноя.

— Ты в безопасности, госпожа? — раздался подозрительный вопрос.

— В полнейшей! Исполняй приказ!

Послышались быстрые, стихающие в отдалении шаги.

— Итак..? — повторил Рефий, сверля Эврибата глазами.

— Она, — мальчишка мотнул головой в сторону Сильвии, — сказала, Сини будет ждать моего пиратского набега, в опочивальне, после полудня... Совсем голая, — хихикнул Эврибат и тотчас прогнал ухмылку с лица.

— Так, — невозмутимо обронил Рефий. — А с чего бы это Сини ждала тебя голой, а?

Эврибат смущенно замялся.

— Понятно" — процедил Рефий. — Такого, признаться, я даже от Сини ожидать не мог. Век живи, век учись... А ты, — обратился он к Сильвии, — стало быть, подстрекала милую парочку к недозволенному кровосмешению?

Пожалуй, впервые в многогрешной жизни своей Рефий ощутил некое отдаленное подобие ревности. Но, осмелюсь предположить, сам он об этом навряд ли подозревал. Просто почувствовал щемящее, глухое раздражение против всех троих.

— Я отвечу и объясню причину только с глазу на глаз, — еле слышно произнесла Сильвия, уставясь в пол и дрожа всем телом.

— Ответишь и объяснишь, негодная дрянь, в моем присутствии, — прошипела Арсиноя. — За все добро, за всю любовь, за все прожитые вместе годы — предать? И кому? Стерва!

— Помолчи, — оборвал царицу Рефий. Он уже чуял нечто необычное — и очень, очень неладное.

— Не смей так разговаривать с государыней! — вскинулся Эврибат. — Не забывайся!

— Помолчи, маменькин любимчик, — с расстановкой ответил начальник стражи, и Эврибат повиновался. — Излагай, Сильвия.

— Нет!