Крючок для пираньи

— А может, взять его? — нерешительно предложил Мазур.

— Оно бы неплохо, — мечтательно сказал Кацуба. — Мило поболтать, потом — контрольный выстрел в голову… Не пойдет. Пленных нам девать некуда, а с трупом будет много возни. А главное, если это какая-нибудь контора, она ж разъярится, пакостить станет… А мы тут открыты всем ветрам. Так что придется тебе нести нелегкую стукаческую службу.

— Что говорить?

— А все как есть. Пустые трюмы и никакой отравы. — Он косо глянул на часы. — Пошли собираться, там еще Фаина рвется с тобой потолковать….

Спустившись на первый этаж, Мазур без колебаний направился прямиком к очаровательной Фаине, встретившей его с улыбкой, тут же сменившейся неприкрытой бабьей жалостью:

— Как она вас, паршивка…

— До свадьбы заживет, — философски сказал Мазур. — Одного не пойму — зачем понадобилось со мной такие номера откалывать…

Фаина оглянулась, понизила голос, хотя никого вокруг не наблюдалось:

— Я этой стерве еще устрою веселую жизнь. Придумала… И девку втянула.

— Она и в самом деле племянница?

— Ага. Сестрина дочка. Вот только зря я заранее Михаила Иваныча обнадежила…

— А что такое? — спросил Мазур.

— Запропал куда-то Никитин. Уж как его ни искали по всему городу…

— Кто?

— Знакомые. — Фаина поправила ничуть не нуждавшуюся в этом прическу, кокетливо улыбнулась: — Одинокой женщине на свете живется иногда тяжело, а порой и наоборот. Попросила знакомых, они обещали помочь…

— Загадочная вы женщина, — сказал Мазур. — Коли по одному вашему слову бегают по городу, чтобы милицейского лейтенанта за глотку взять…

— Ой, скажете тоже — за глотку! Порасспросили бы, только и всего… Хорошему человеку и помочь не грех. А то я виноватой себя чувствую — то-то не могла сообразить, отчего это Лизка так рвалась вместо меня подежурить за какой-то паршивый отгул, вроде и ни к чему ей был тот отгул…

— А сама она что говорит? — поинтересовался Мазур.

На личико Фаины словно бы набежала тень:

— Это бабские дела, вам неинтересные… Вертится. Врет мне в глаза, что вы и впрямь ее племянницу спьяну потащили в номер. — Она улыбнулась. — Только я от вас такого в жизни не ожидаю, вы мужчина положительный…

— Это я с виду такой, — сказал Мазур. — А как выпью, дурак дураком, хуже некуда…

— Скажете тоже! Повидала я пьющих…

Ей хотелось затянуть эту приятную беседу подольше, тут и дурак поймет, но за спиной Мазура возник Кацуба, покашлял:

— Поехали?

— И куда вы на ночь глядя? — огорчилась Фаина. — Я бы чаек вам поставила, варенье есть из свежей ягоды…

— Увы, — с нескрываемой печалью развел руками Кацуба. — Нужно в порт ехать, нам приходится после каждого погружения такую бумажную канитель разводить, что рехнуться можно…

— А вы потом заходите, чай никуда не денется… — но, делая это любезное предложение, она смотрела на одного Мазура.

— Эх, я бы на твоем месте… — вздохнул Кацуба, когда они оказались на улице. — Так откровенно тебя кадрят, что никаких недомолвок… Бери и пользуйся.

— А неизбежные сложности? — чуть фарисейски спросил Мазур, все же польщенный в глубине души.

— Оно, конечно, — согласился Кацуба. — У тебя уже Катюша на шее висит…

* * *

…Он остановил ветхий самодвижущийся экипаж за квартал от назначенного места, Шишкодремов со Светой проворно выскочили и, пройдя под тусклым уличным фонарем, разделились, исчезли во дворах.

— Кортик взял? — спросил Кацуба.

— Ага.

— Отдай, тебе сейчас надо быть чистым, как стеклышко…

Мазур сунул ему кортик и вылез из машины. Тихая улочка была пуста, с одной стороны тянулись кирпичные пятиэтажки, с другой — бесконечный ряд двухэтажных дощатых домишек, построенных, надо полагать, в те времена, когда еще работал лесоперевалочный завод. Вдоль них тянулась привычная теплотрасса, под ней, почуяв прохожего, вяло зашевелилась беспризорная собачня.

Свернул вправо, во двор пятиэтажки, подумав мельком: «А в тех бараках зимой, надо полагать, хреновенько…» Прошел мимо тронутого ржавчиной «Москвича» — машины тут идиллически оставлялись на ночь прямо на улице. Свернул в проход меж сараюшками — их тут лепилось неописуемое множество, сляпанных из ржавой жести, смутно белевших в полумраке облицовочных листов, раздобытых явно при строительстве теплотрассы. Посветил под ноги фонариком — консервные банки, вовсе уж неопределимый мусор, железяки какие-то…

Замер, насторожившись как зверь — впереди раздался короткий сухой треск. Именно так звучит выстрел «Макарова» на открытом пространстве — не в чистом поле, но в довольно просторном месте, не занятом строениями…

Ошибки быть не могло. Секунд двадцать он простоял, слушая тишину и гадая, что делать дальше. Пистолетной пальбы по соседству с точкой рандеву никакие инструкции не предусматривали. Может, вернуться в машину?

Военная привычка выполнять приказ, не отмененный последующим, в конце концов взяла свое. Он двинулся вперед, напрягая глаза, стараясь ступать бесшумно, лишь изредка включая фонарик на секунду.