Кризис и другие

Метафизическая подоплека "бахтианства-раблезианства"… В 1978 году Лосев вскользь упомянул "сатанизм"… "Застойная идеологическая рамка" не дала ему развернуться? Но почему Аверинцев в 1988 году эту подоплеку не обсуждает? Ныне здравствующие блестящие гуманитарии так отвечают на мое "почему": "Есть рамки профессии. Выйдя за них, мы рискуем академической репутацией. И толку-то? Несведущему человеку, охочему до знания, надо "разжевать и в рот положить"? Если такой охочий, пусть сам разгадывает культурную тайнопись!"

Тайнопись…

В своих заметках о Н. Гумилеве ("Самый непрочитанный поэт", "Новый мир", # 5, 1990) Ахматова (кому, как не ей, верить в вопросе о Гумилеве?) отрекомендовывала супруга как визионера и пророка, чья поэзия проникнута тайнописью.

Открываем "Путешествие в Китай" и читаем:

"Праздником будут те недели,

Что проведем на корабле…Ты ли не опытен в пьяном деле,Вечно румяный, мэтр Рабле?‹…›Будь капитаном. Просим! Просим!

Вместо весла вручаем жердь…Только в Китае мы якорь бросим,Хоть на пути и встретим смерть!"

Возможны две гипотезы. #1 – жизнелюбивый наивный юноша запал на жизнелюбивость Рабле. #2 – юный ученик признал в Рабле метафизического учителя.

В пользу #1 говорит молодость Гумилева. В пользу #2 – то, что Рабле вызывающе антиромантичен в своей вульгарной жизнелюбивости. Это должно бы было оттолкнуть от него восторженного романтика. К услугам которого множество других (столь же жизнелюбивых, но менее антиромантичных) кандидатов на "капитанство". Что же касается молодости… А разве молодость Байрона или Лермонтова исключает то, что их поэзия проникнута тайнописью?

Гумилев, учась в Сорбонне с 1906 по 1908 год, слушал лекции по старинной французской словесности, занимался средневековыми хрониками, рыцарскими романами и – оккультизмом.

Из книги Л. Гортунга ("Неизвестный портрет Гумилева", М., 1996) узнаем, что Гумилев в рассматриваемый период "много читал Элифаса Леви и даже пытался испробовать на себе его каббалистические рекомендации". Есть и другие свидетельства особого увлечения Гумилева именно оккультизмом Леви. Установив это, движемся дальше.

Для Элифаса Леви Рабле – величайший маг, один из немногочисленных "Истинных адептов" (Eliphas Levi, Transcendental Magic: Its Doctrine and Ritual, L., 1896, p. 310, 344).

Цепочка "Гумилев – Леви – Рабле" – налицо. Гумилев "запал" не на брутальность Рабле, а на его метафизику. А тут еще – и подчеркиваемая поэтом особая опытность "капитана Рабле" в "пьяном деле". Николай Степанович – никак не поручик Ржевский, правда?

Оракул Бутылки у Рабле, его Священная Бутылка Гермеса-Трисмегиста… Сие неизымаемо из традиции сакрального пьянства, в котором, по словам Гумилева, особо "силен" Рабле как метафизический "капитан".

В написанном позднее манифесте "Наследие символизма и акмеизм" Гумилев опять говорит о Рабле как "мэтре" (одном из столпов акмеизма). В статье о другом столпе акмеизма – Теофиле Готье – Гумилев обсуждает безудержное раблезианское веселье. Налицо прямая параллель с Бахтиным. С его раблезианской "смеховой культурой". Рабле для Гумилева – не увлечение молодости и не дань обычному жизнелюбию.

Скажут: "Мало ли в какие "метафизические тяжкие" пускались поэты вообще, а уж декаденты в особенности!"

Согласен. Но предлагаю, тем не менее, приглядеться и к определенным эксцессам этого самого декаданса. И – к человеческим судьбам, как бы вращающимся вокруг подобных "эксцессов".

М. Бахтин встречался с Н. Гумилевым и А. Ахматовой на заседаниях Религиозно-философского общества (см. сборник "Анна Ахматова в записях Дувакина")… Цепочку "Религиозно-философское общество – кружок Мейера-Бахтина" мы уже рассмотрели. Что еще надо рассмотреть? То, как гумилевский акмеизм плавно перетекает в так называемый "адамизм" ("учение о новой земле и новом Адаме")? То, как Религиозно-философское общество (в работе которого участвовал М. Бахтин) плавно перетекает в так называемую "новую церковь"? То, как кружок "Воскресенье" (в который входил М. Бахтин) – опять же в эту "новую церковь" плавно перетекает?

"Новая церковь"… В ней в ночь с 24 на 25 декабря 1901 года совершили действо "причащения" Мережковский, Гиппиус и Философов. К построению этой церкви "троебратство" привлекало и В. Розанова, и Н. Бердяева, и много кого.