А производство и занятость тем временем продолжали стагнировать. В декабре состоялся первый «национальный голодный марш»: представители потерявших работу людей из разных штатов вошли в Вашингтон и развернули перед Белым домом плакат «Мистер Гувер, мы требуем еду и жилье». К концу 1931 года безработица достигла невиданных доселе 15,9 %, а платежеспособный спрос сократился настолько, что цены по сравнению с началом года снизились на 10 %. При такой дефляции даже беспроцентный кредит означал, что через год отдавать придется на 10 % больше, чем занимал; кредитование практически остановилось, а вместе с ним начала сжиматься[133]
и денежная масса (в течение 1931 года она сократилась на 6 %).К началу 1932 года надежд на скорое окончание кризиса (не рецессии) уже не осталось. В марте четыре тысячи бывших работников Форда пришли с «голодным маршем» под стены завода в Детройте и были обстреляны охраной и полицией (60 раненых, 1 убитый). В апреле 750 тысяч ньюйоркцев (больше чем каждый десятый) существовали исключительно за счет нищенского пособия в размере 8 долларов в месяц. С мая по июль ветераны Первой мировой войны, объединившись в Bonus army, стояли лагерем недалеко от Белого дома, требуя досрочных выплат причитавшихся им в будущем ветеранских бонусов; 28 июля их лагерь был уничтожен армейскими подразделениями при поддержке шести танков.
Жестокая расправа с ветеранами не сильно ухудшила репутацию правительства; ухудшать ее было попросту некуда. В ходе депрессии фамилия действующего президента превратилась в издевательскую приставку: «гувермобиль» — это автомобиль, в который запряжена лошадь, потому что нет денег на бензин; «гуверфлаг» — это вывернутый пустой карман брюк; «гуверсвинина» — это мясо кролика, подстреленного на заброшенной ферме; «гуверодеяло» — это газета, которой укрывается бездомный. Отчаяние американцев лучше всего выразил бывший президент Калвин Кулидж, который в декабре 1931 года заявил:
В другие периоды депрессии всегда можно было найти нечто устойчивое, что способно дать надежду, но сейчас, оглядываясь вокруг, я не вижу ничего, на что можно было бы понадеяться — ничего человеческого [Fox News, 14 января 2015].
Не лучше себя чувствовал и действующий президент, Гувер:
У самого Гувера было похоронное выражение лица. О встрече с ним в Белом доме госсекретарь Генри Стимсон сказал: «Это было все равно, что сидеть в ванне с чернилами». А скульптор Гутзон Борглум пошутил: «Если вы положите розу в руку Гувера, она завянет» [Chernow, 2010].
Именно в течение 1931 года[134]
всем без исключения американцам, включая представителей правящей элиты, стало наконец ясно, что страна находится в серьезном кризисе. Меры, принимаемые правительством Гувера (а он не сидел сложа руки, о чем несколько позже), не приносили никаких результатов, экономика продолжала рушиться[135], социальная напряженность нарастала[136] — в общем, нужно было что-то делать. Как же отреагировали уже известные нам представители американской элиты на теперь уже по-настоящему начавшуюся Великую депрессию?Реагировать можно было двумя способам. Один из них, полностью соответствующий «республиканской» политической традиции, сразу же предложил Гуверу его министр финансов, один из богатейших людей Америки Эндрю Меллон
:Увольте рабочих, продайте акции, пустите с молотка фермы и недвижимость… Это очистит систему от гнили. Снизится стоимость жизни, исчезнет привычка сорить деньгами. Люди станут больше работать, начнут жить нравственной жизнью. Ценности будут скорректированы, и предприимчивые люди подберут обломки разорившихся компаний [Hoover, 2011, р. 30].
Юность Меллона пришлась на годы тяжелой депрессии 18731879 годов (когда ВВП США в первый же год упал на 10 %, а промышленное производство угля и стали сократилось на 45 %), и он хорошо помнил, чем все закончилось. Вот что пишет Гувер (тот самый) в своих мемуарах о первых месяцах Великой депрессии: