Кризис и Власть Том II. Люди Власти. Диалоги о великих сюзеренах и властных группировках

Наконец, в январе 1932 года Гувер провел через Конгресс создание Корпорации финансирования реконструкции (RFC) — крупнейшей частно-государственной финансовой компании, обладающей правом эмиссии облигаций на сумму 1,5 млрд долларов. Руководить этой корпорацией президент предложил небезызвестному Бернарду Баруху, но тот по причине, которая вскоре станет понятной, отказался. RFC тут же начала выдавать ссуды, за 1932 год влив в экономику 2,3 млрд долларов[150]. Как видите, Гувер не сидел сложа руки и по части расходования государственных и кредитных средств не знал себе равных[151]. Однако вместо окончания депрессии результатом его деятельности стали дальнейший рост безработицы и очередная волна банкротств мелких и средних банков, начавшаяся в конце 1932 года.

Казалось бы, уже к 1931 году самые твердолобые «прогрессисты» могли понять, что «решительные меры» по борьбе с депрессией привели к противоположным результатам[152]. Но убеждения потому и называются убеждениями, а не «мнениями» или «гипотезами», что они не меняются под воздействием даже самых очевидных фактов. Убежденный сторонник государственного вмешательства в экономику будет объяснять любые проблемы тем, что такое вмешательство было недостаточным (неправильным) или проводилось в жизнь не тем человеком. Именно так относился к деятельности Гувера уже знакомый нам «одинокий волк с Уолл-стрит»[153]

Бернард Барух:

В апреле 1931 года он сказал Мак-Аду: «Процесс восстановления идет мало-помалу. Это очень неприятно, но я не верю, что правительство сможет как-то ускорить дело. Каждый раз, когда оно пытается, становится только хуже» [Schwartz, 1981, р. 258].

Практик. Еще одно небольшое отступление. Мы видим, что отсутствие правильной экономической теории может привести к тяжелым последствиям. Понимания реальных причин ПЭК-кризиса и его отличия от кризиса циклического в экономической науке тогда не было, и это привело к очень тяжелым последствиям. Отметим, что в мейнстримовской версии экономики его нет и сейчас.

Теоретик. Поуправляв (в качестве директора Военно-промышленного комитета) экономикой США в 1917–1918 году, Барух был не просто прогрессистом, а прогрессистом, проверившим идеи на практике. В своей деятельности он руководствовался прежде всего принципом практической целесообразности:

Разговаривая с бизнесменами, он [Барух] подчеркивал необходимость государственного планирования в духе старого Военно-промышленного комитета. Общаясь с людьми, которых он считал фанатично прогрессивными, Барух делал акцент на терпимости и преемственности… Барух, в отличие от Раскоба, не хотел связывать себя с определенной программой или кандидатом. Он хотел сохранять свое влияние, а не тратить его попусту; для него выживание было важнее успеха [Schlesinger, 2003].

Уже в 1931 году Барух прекрасно понимал глубину текущего кризиса:

Сходите на вокзал старой балтиморско-огайской железной дороги, — то ли в шутку, то ли всерьез говорил он Фрэнку Кенту, — посмотрите, он все еще там, и сохранились ли рельсы в железнодорожном полотне? Люди в Балтиморе еще что-то едят и носят одежду? Или мы уже окончательно вернулись к дикости? [Schwartz, 1981, р. 258]

Однако столь же хорошо Барух понимал и ограниченность собственных возможностей. Командовать экономикой в масштабе страны — дело нехитрое; но чтобы такое командование принесло реальные результаты, требовалось нечто большее, чем должность директора Корпорации финансовой реконструкции. Требовался элитный консенсус (подобный тому, который сложился вокруг Вильсона в конце 1910-х), хорошая команда исполнителей[154] и согласованный план действий, основанный на адекватной теории. Барух был готов поддержать любое имевшее шанс на успех начинание, но собственного плана у него не имелось; в конце концов, он был биржевым спекулянтом, а не строителем империй.