Кроха

Пайе промолчала. Бедняжке не дозволялось раскрывать рот.

– Это кто? – спросила Елизавета.

– Это Пайе, – ответила я, – одна из ваших служанок.

– Я ее раньше никогда не видела.

– Тем не менее это Пайе.

Пайе была в услужении у принцессы шесть лет, но она делала свою работу так тихо и незаметно, что казалась бесплотным привидением. Во дворце обреталось видимо-невидимо подобных людей, думаю, несколько сотен, которые вели незримое и полезное существование рядом с королевской семьей, и их даже не замечали.

– Пайе, – попросила я, – ты можешь встать посреди комнаты и развести руки в стороны?

Та повиновалась.

– Вот Пайе, – обратилась я к Елизавете. – Мы знаем, как она выглядит снаружи. Но что у нее внутри? Что лежит в комоде тела Пайе? Предположим, что ее ребра – это дверцы комода и мы можем их распахнуть вот тут, в середине. Что мы увидим? Что лежит у нее на полках?

– Постельное белье, – предположила Елизавета.

Я пропустила ее слова мимо ушей.

Пока я махала своим карандашом туда и сюда, Пайе узнала много нового о содержимом своего туловища, о чем раньше даже не догадывалась. Елизавете это все тоже было в новинку. Вознамерившись не возвращаться в свой постылый шкаф как можно дольше, я тянула время занятий, сколько могла, настаивая, что наш урок будет неполон, если я не расскажу про почки, потом про печень, а потом и про сердце.

– Трудно все это запомнить, – вздохнула Елизавета.

– Но мы делаем успехи! – с энтузиазмом воскликнула я.

– Почему мне нужно забивать голову тем, что находится внутри у этой служанки?

– Потому что то же самое имеется у всех, мадам. У всех людей одинаковые внутренности.

– Что-то я сомневаюсь.

– Но это так.

– Ты уверена?

– Да, мадам.

– Как ужасно.

И она поглядела на Пайе с нескрываемым омерзением. Мы обошли Пайе вокруг, а та покраснела и даже чуть покачнулась, когда я до нее дотронулась.

– Это всего лишь твое тело, – успокоила я ее. – Обычное человеческое тело, как у всех. Тебе не о чем тревожиться. Стой смирно, мы просто стараемся тебя изучить.

И это помогло – то, что принцесса увидела реальное тело. Наглядность всегда помогает. И когда Елизавета начала понимать, как работает тело, ее рисунки стали лучше. Я учила ее забывать о правилах и хитросплетениях дворцовой жизни и сосредоточиваться только на том, что касалось жизни человеческого тела. Ведь оно тоже было своего рода дворцом, по которому мы могли бродить и бродить без конца. Мы погружались – мысленно, конечно, – под кожу Люси Пайе, прогуливались вдоль ее органов и костей. А когда мы закончили путешествие по Пайе, я заставила Елизавету указать мне расположение того или иного органа, который я называла:

– Почки! Мочевой пузырь! Пищевод! Малый кишечник! Легкие! Прямая кишка! Сердце! Позвоночник! Диафрагма! Поджелудочная железа! Селезенка! Palma fascia! Anastomotica magna! Tuber omentale![6]

Мы и впрямь делали успехи.

Потом, уже в коридоре, Пайе дотронулась до своего живота и шепнула мне с благоговейным удивлением:

– Здесь, внутри, у меня duodenum, сокращенно от intestimum duodenum digitorum…[7]

– Что означает?..

– Кишка длиной в двенадцать пальцев.

– Да, Пайе, ты все точно запомнила!

– Благодарю вас, мадам!

– Благодарю, Мари, – поправила я.

– Благодарю вас, мадам!

После урока рисования Елизавету приходили проведать ее любимые фрейлины, девушки, кого она называла Бомба, Ярость и Фурия, а меня препровождали в мой буфет. Я лежала внутри, в кромешной тьме, и думала о Елизавете, бормоча ее имя полке надо мной, пока не являлся призрак Эдмона и не укладывался рядом.

В первые недели пребывания в Версале я ничего не видела, кроме буфета, салона принцессы и нашей комнаты для рисования. Мне хотелось походить по дворцу. Я ведь так мало видела в своей жизни, но много о чем слышала, и кое о чем имела некоторое представление, и дворец оказался для меня слишком сильным искушением. Я все думала и думала, что же такое находится за стенами известных мне комнаток. Мне наказали никогда не покидать покоев Елизаветы, но этого так хотелось – разве что столь же сильно я надеялась отогнать тревожащий меня призрак Эдмона.

И однажды днем мне представилась возможность обследовать дворец во время очередной игры в прятки. Покуда Мако была занята беседой с тетушками где-то в дальних залах, Елизавета объявила, что она со своими придворными спрячется, а мне выпала великая честь найти их в ее покоях. И они с хохотом умчались. Я закрыла глаза и сосчитала до ста, пока не услыхала, что они гурьбой метнулись в одну залу, и я знала, в какую именно, – тут я сделала глубокий вдох и пошла по коридору в противоположном направлении. Вскоре я набрела на новые залы дворца. Тут я обнаружила совсем иную географию, и мои шаги гулко отдавались в ушах. Я бегала то туда, то сюда по дворцовому лабиринту, по незнакомым коридорам, то и дело попадая в просторные помещения с золоченой отделкой. Почти перед каждой закрытой дверью ожидали люди, они стояли или сидели, и все без исключения держали в руках какие-то бумаги. Когда я поинтересовалась у одного господина, долго ли он тут ждет, тот ответил: