Кроха

Несчастные страдальцы мадам Елизаветы, о коих рассказано ею самой

– Я расскажу тебе о моих людях, – начала Елизавета. – О людях, которых я собираю и размещаю здесь. – Она держала в руках красивый том в кожаном переплете.

Это ее брат, король, надоумил принцессу собирать людей в книге. Он вечно все записывает, сообщила Елизавета, он очень любит составлять всякие списки. Версальский «Альманах» он знал чуть ли не наизусть. Он записал, сколько ступенек на лестнице, ведущей в апартаменты королевы, и сколько окон во всем дворце, и сколько раз их дед посылал за ним (не так уж много, вспомнила она). Он знал точное количество секунд, часов, дней и лет, прожитых их братом, герцогом Бургундским, прежде чем того поразил туберкулез костей, и точное количество лет, дней, часов и минут, протекших с момента его рождения и до смерти их матушки. Король, казалось, считал все и вся и все записывал. У него скопилось множество томов разных списков.

– Я решила, что мне стоит делать так же, – доверительно призналась она мне. – И я начала составлять список людей. Помимо дворца есть много домов, жутких, отвратительных мест, где я тоже встречаюсь с людьми. Как же они меня печалят… И я записываю свои посещения, я даю им немного денег и говорю им, что я, Елизавета Французская, буду за них молиться. Вот что это за записи, понимаешь? Почитай.

И она передала мне длинный список людей с указанием их недугов и невзгод. Барс, Рено: сломанная нога. Грюлье, Мадлен: боли в животе. Жибье, Агнес: головные боли. Билинже, Жан: мизинец, нос у дочери. Эндерлен, Одиль: почки. Роже, Ролан: мать кричит не переставая. Пинсон, Роз: обесцвеченная кожа на спине. Парлан, Альфонс: голод. Мулен, Доминик: снова беременна. Левек, Пьер: умер сын. Сальвия, Югетта: шпоры на ногах, зубная боль, слепота. Венсан, Франсуа и Оливия: не могут зачать ребенка. Кютар, Аделина: угри.

– Я за всех них молюсь, – сообщила она.

И тут у меня возникла идея.

– Можно поступить еще лучше.

– Посоветуй, мой двойник, предложи!

– Вы могли бы вылепить их болезни.

– Вылепить?

– Ну да! Представьте себе: самые печальные людские болезни, запечатленные в воске.

– Миниатюрные изваяния? В воске? – Она немного поерзала на стуле, точно вообразила, как держит в руке чей-то недуг. – О, мы можем потом отнести их в церковь! Боже мой! Мы же можем! Мы могли бы сделать из них вотивные дары, ведь так? Они же будут очень жизнеподобные? Тогда Господь наверняка прислушается. И увидит, как много добра мы делаем. О, двойник мой, хотя у тебя довольно грустное лицо, ты, несомненно, очень умна. Да! О да!

Не зная, что сказать, я потянулась с намерением взять ее за руку.

– Нет! Назад! Не приближайся. Но какая чудесная идея!

В тот день мы так и не пошли искать мадам Мако. Спустя несколько часов ее обнаружила стоящей за гобеленом одна из фрейлин королевы. Когда та объяснила, что прячется от юной Елизаветы, фрейлина спросила, почему – уж не боится ли она принцессы? Рассказ быстро облетел весь дворец, став всеобщим достоянием, так что, когда старая дама появлялась на людях, на нее глядели с печальными улыбками. Ее авторитет растаял, и она постепенно начала спасаться от всех, обернувшись покровом воображаемых хворей.

На следующее утро, еще до рассвета, меня разбудил громоподобный стук в дверцы моего буфета. Во тьме я оделась, и меня препроводили в комнату, где раньше по стенам были развешаны рисунки мадам Елизаветы – теперь они все исчезли. На середину комнаты был выставлен стол, заваленный инструментами и кусками воска и глины. Я пробежалась пальцами по инструментам, потрогала глину. А напоследок поднесла к носу восковой слиток.

– Я буду звать тебя, – проговорила Елизавета, разминая мягкую глину, – я буду звать тебя «сердце мое»! – И через неделю преподнесла мне сей предмет, вылепленный из воска – грубовато, но все же узнаваемо. Я попросила разрешения дотронуться до ее тела, что она запретила: мол, мне об этом даже помыслить нельзя! Но меня переполняла радость, я не удержалась и снова попросила дозволения. И она снова ответила «нет», но как-то тихо и не вполне уверенно. И я поняла, что надо будет попробовать как-нибудь еще. В другой раз я даже просить не стала, а просто обвила руки вокруг ее талии и почувствовала, как ее голова прижалась к моему плечу. И еще я ощутила ее аромат – глубокий, теплый, чуть напоминающий запах спелой капусты. И только когда откуда-то снаружи раздался голос мадам Мако, Елизавета поспешно отпрянула и вернулась к работе. А я опустила восковое сердце в карман передника и с тех пор всегда хранила его среди своих вещей.