Читаем «Крокодил» полностью

В журнале на цветной иллюстрации была во весь рост изображена Лиза Пухова. «Вторая премия на конкурсе ручного вязания», — с гордостью прочитал Павел Тимофеич. — Она знаешь какие свитеры вяжет! Приходи к helm в Москве, покажу. Ни один компьютер так не сумеет… А вот еще. — Он развернул газету. — Видишь? Это она среди учеников, рассказывает им о своих загранпоездках… А вот тут опять же в хоре. Видишь, она тут моложе была… А это на физкультурных занятиях. Пробег на лыжах. Мы с ней очень любим лыжи.

Пассажир слушал развесив уши, но…

— Это очень интересно, но я эти журнальчик и газеты не выписываю… Где же я мог ее видеть?

Пришла на помощь Лиза.

— Ладно, — сказала она, — бросайте гадать, пейте лучше чай, остынет… А ты, Паша, иди. Концерт пора начинать. Иди давай. Нашел занятие… И журналы на места положь.

— Это действительно, — озабоченно промямлил Пухов. — Ну, будь здоров, Анрюша… А насчет моей Лизы — выбрось из головы. У вас в Париже небось есть своя ма фам не хуже. А эта — что! Проводница, и все тут. Обыкновенная совсем женщина. И любоваться в данный момент нечего. Подумаешь, Джоконда нашлась…

Но тут, к его изумлению, Анрюша вскочил как ошпаренный, разлив чай на брюки, хватил Пухова по плечу отнюдь не по-дипломатически и завопил дико-радостным голосом:

— Джоконда! Мона Лиза! О, мон ами Поль, ты правильно сказал, ты сам нашел! Вы были Париж?

— Как не быть! Работа наша такая, — недоуменно сказал Пухов.

— И Лувр были?

— Здрасьте! В Париже быть да в Лувр не пойти! — удивилась Лиза. — Нас бы в резерве засмеяли… Постой, Паша! Ну, да! Теперь и я его вспомнила. Мы с тобой как раз возле Джоконды стояли, а тут он подошел. Я еще сказала: вот какой молодец, фотоаппарат прихватил.

— Ага! Ты меня еще ругала, что я свой «Зоркий» забыл. Еще разиней обозвала. Ну, теперь все ясно. Пошли, Мона Лиза Ивановна.

Они ушли. А иностранный турист задумался. Теперь он ясно видел перед собой эти два женских лица. Одно — сиявшее нетленной красотой, дивное творение гения. И другое — простое, обыкновенное, милое и доброе, уже немолодое — с сетью морщинок у глаз и рта. И серые глаза, с восхищением, удивлением и восторгом глядевшие на ту, другую.

И он с радостью вспомнил, что тогда не удержался и щелкнул, сфотографировал их обеих. Надо будет подарить им одну карточку. Но как он мог забыть! Ведь эта фотография обошла весь мир!

Он облегченно вздохнул и принялся рассматривать журналы, оставленные радистом.


…А поезд «эспрессо» уже приближался к Белорусскому вокзалу.

Татьяна Шабашова

ЗАПИСКИ ВЕРНИСАЖЕНЦА


У каждой художественной натуры свой, неповторимый путь в искусстве. Сэмюэл Шост не был художником, но однажды решил, что скрываться от упреков жены лучше всего в нью-йоркских картинных галереях. Это надежно. Джуди не придет в голову искать мужа в музейной пыли.

Для памяти он вел дневничок, который случайно попал нам в руки.


ПОНЕДЕЛЬНИК. День ненастный. Джуди хнычет.

Пошел в галерею «Сидней Дженис» на выставку Тома Уосселмэна. Его новое произведение «Большая американская голая женщина» поставило меня в тупик. С одной стороны, я не против крупных женщин (эта заняла не меньше сорока квадратных метров), с другой стороны, «Ньюсуик», журнал, который я уважаю, заставил задуматься: «Большая американская голая женщина» Тома Уосселмэна похожа на громадную афишу, заполненную розоватым мясом и ярко-красными губами. Уосселмэн концентрирует свое внимание на анатомических деталях, таких, как ноги, ступни. Его картины вызывают чувство отвращения». Долго смотрел на женщину целиком и на анатомические детали, решил не торопиться с выводами. Дома смотрел на свои ступни. Надо будет срезать мозоли.


ВТОРНИК. Был на открытии выставки Дана Флавина. Все только и говорили о том, что он создал шедевр из двух клистирных трубок. Оказалось, Дан работал с обыкновенными трубками дневного света. Трубочки перекручены и подключены к электросети. Думаю, эффект в том, что одна горит нормально, а другая мигает Какой-то тип полез чинить, чтобы не мигало. Его сняли со стремянки, растолковав, что это замысел художника. Доспорили. Передрались. Черт дернул вмешаться. В суматохе я схватился за трубку, дернуло током.

Поехал в «Райе Юниверсити мьюзеум» при Институте изящных искусств, надеялся в атмосфере изящества отдохнуть душой и оправиться от электрошока. Увы! И здесь Флавин со своими трубками занял четыре зала. Экскурсоводы сообщают интересующимся, что Дан Флавин и его единомышленники требуют решительного отказа от традиционных материалов: их кредо — создание художественных произведений из скобяных изделий и электротоваров.


Перейти на страницу:

Все книги серии Антология Сатиры и Юмора России XX века

Похожие книги

Мои эстрадости
Мои эстрадости

«Меня когда-то спросили: "Чем характеризуется успех эстрадного концерта и филармонического, и в чем их различие?" Я ответил: "Успех филармонического – когда в зале мёртвая тишина, она же – является провалом эстрадного". Эстрада требует реакции зрителей, смеха, аплодисментов. Нет, зал может быть заполнен и тишиной, но она, эта тишина, должна быть кричащей. Артист эстрады, в отличие от артистов театра и кино, должен уметь общаться с залом и обладать талантом импровизации, он обязан с первой же минуты "взять" зал и "держать" его до конца выступления.Истинная Эстрада обязана удивлять: парадоксальным мышлением, концентрированным сюжетом, острой репризой, неожиданным финалом. Когда я впервые попал на семинар эстрадных драматургов, мне, молодому, голубоглазому и наивному, втолковывали: "Вас с детства учат: сойдя с тротуара, посмотри налево, а дойдя до середины улицы – направо. Вы так и делаете, ступая на мостовую, смотрите налево, а вас вдруг сбивает машина справа, – это и есть закон эстрады: неожиданность!" Очень образное и точное объяснение! Через несколько лет уже я сам, проводя семинары, когда хотел кого-то похвалить, говорил: "У него мозги набекрень!" Это значило, что он видит Мир по-своему, оригинально, не как все…»

Александр Семёнович Каневский

Юмористические стихи, басни / Юмор / Юмористические стихи