Кроманьонец

Хотя с Тиби мы и были близки бесчисленное количество раз, она не стала для меня больше чем партнёром только в одном деле. После смерти Таша в моей жизни оставался единственный родной и любимый человек – Лило.

Я понимал, что можно, а может, и нужно отнестись к тому, что увидел, с равнодушием. Ведь соплеменникам была чужда любовь только к одному мужчине или женщине. Конечно, они выбирали себе пару, руководствуясь сиюминутным чувством, симпатией, но я ни разу не был свидетелем ссор между соплеменниками из-за ревности…

Изогнутое чашей звёздное небо переливалось, мерцало, и сквозь слёзы мне казалось, что оно течёт, как река.

В прошлой жизни, помнится, мне было лет девять, когда я сказал себе: «Мужчины не плачут», – и с тех пор так и было…

В разведывательной школе нас учили не только управлять своими эмоциями, но и техникам манипуляции. Психология и психиатрия, пожалуй, были моими любимыми дисциплинами. И сейчас я обнаружил у себя классические признаки депрессии. Ещё бы, стал бы адекватный человек сидеть под дубом полдня, до ночи?

Но мне нужно было побыть именно в таком состоянии, чтобы ответить себе: зачем мне такая жизнь? Понять, что у меня нет никаких планов. И что привязанность к Лило – всего лишь иллюзия, с усердием питаемая мной, чтобы ощущать смысл такого существования…

Услышав шорох, будто кто-то погладил листву мягким веником, я встал, наложил стрелу на тетиву и прижался спиной к дереву. С тревогой вглядывался в темноту, пока не увидел свою волчицу.

Она подошла, толкнула массивной головой в пах и, когда я присел, предприняла попытку облизать лицо. На душе как-то сразу стало легче. Я принял решение: побуду с племенем, пока её щенки не подрастут, а потом уйду, или к морю, или в горы. И вместе с Муськой возьму с собой молодую сучку с рыжей шерстью. Назову её Пальмой.

Глава 14

_Отступала с росой и туманом ночь, уже светлело над степью, но плоские неподвижные облака ещё таили в своих недрах тьму. Рассыпался ветерок по мокрым кустам, торопливо трепетали листья, вздрагивали лопухи с жемчужно блестевшей росой в зелёных чашках.

Я услышал, как заплакал ребёнок. Долгие четыре года соплеменники спрашивали меня, что нужно сделать, чтобы женщины смогли наконец родить? И я старался показать им, что прошу духов о помощи. На самом деле они слишком много работали. Я так думаю. Прошли трудные времена, работы стало меньше, еды больше, и за последние три года племя пополнилось четырьмя малышами. Вроде как радость. Но и забот стало больше.

Послышались голоса, мужские, женские, и вскоре у поселкового костра засуетились соплеменники. Кто-то из них подбросил веток в тлеющие угли, и над камнями, выложенными вокруг кострища, затрепетало пламя. Едва солнечный свет отогнал от костра тени, мужчины друг за другом по натоптанной тропе пошли на охоту.

Кто-то из них, увидев меня, сидящего на холме, махнул рукой, но, не дождавшись ответа, побежал за остальными, наверное уже привыкшими к вечно нахмуренному шаману.

После ухода охотников Тиба и Тина поспешили к реке. Обычно по утрам они проверяют ловушки, расставленные на мелководье.

Когда мы пришли на это место и стали обживаться, соплеменники разрывались между желанием поскорее наладить быт и необходимостью добывать еду. Мне пришлось вспомнить что-нибудь полезное из будущего. Вспомнилось, как в детстве ловили карася в самодельные морды. Ловушка простая, называли её по-всякому – морда, нероть или верша – сплетённый из ивовых прутьев круглый, продолговатый кувшин или бочонок. Внутри широкого отверстия вплетается горло в виде воронки, для того чтобы рыба могла свободно входить в ловушку, но выйти уже было нельзя. Сам я её не делал. Жил в нашей деревеньке дедок – мастер на все руки. Вот он и одаривал детишек своими поделками. А мы ему когда рыбы притаскивали, когда помогали в огороде справиться.

Тиба сплела ловушку быстро, и первое время такой способ ловли существенно помог соплеменникам не отвлекаться от работ по обустройству посёлка. А потом как-то само собой вышло, что ловушек ставили всё больше и больше.

Иногда, чаще весной и летом, в них заплывали угри. Когда метровый экземпляр оказался пойманным в первый раз, женщины подумали, что попалась змея, и, бросив вершу на берегу, испуганные, прибежали за помощью в посёлок. А позже, распробовав нежное мясо и заучив название рыбы, они стали называть такую ловлю не иначе как ходить за угрем. Хотя по большей части улов составляли мелкие рыбёшки.

«Тина, пойдём на реку угря ловить» – обычно так приглашала на рыбалку подругу Тиба.

Солнце светило всё ярче, ещё не палило, но уже согревало, исчезла утренняя роса, и от земли поднимались пряные и горькие запахи трав.

Которую ночь мне не спалось, встречал рассветы и размышлял: почему я не могу жить так, как соплеменники, и быть счастливым и беззаботным? Лило и Тошо всё так же сторонился. Понимал, что поступаю плохо. Наверное, обижал их своей отстранённостью. Но что сказать им, как объяснить своё поведение, не знал.