Читаем Кромешник полностью

И таксер поначалу молчал и все многозначительно поглядывал на Гека, так что тот не знал, что и подумать – глаз на лбу вырос или в розыск его объявили… А по радио все никак не могли сообщить прогноз погоды, увлеклись похоронной муз…

– Что-о?!

– Ага! – Плотину прорвало, и торжествующий таксист закивал головой: – Сегодня утром с женой телик смотрим, вдруг бац! – заставка с цветами и музыка. Я на другую программу – то же самое! Я на пятую-десятую – то же самое. А тут брательник звонит: его жены брат, тоже водила, из Дворца прибежал – хана, мол, нашему! И точно: неутешная всенародная утрата – умер великий президент великой страны, весь мир скорбит. Музыка повоет-повоет и опять – соболезнования, телеграммы. Кто теперь будет на троне? Не знаете часом?

– Нет, политикой не увлекаюсь. Да хрен бы с ним! Был бы трон, а жопа будет. Нам-то какая разница – кто там придет?

– Это-то верно, а любопытно все же. Сейчас сцепятся, глаза друг другу выцарапывать…


Со смертью Юлиана Муррагоса во всем южном полушарии парагвайский Стресснер остался единственным долгоиграющим диктатором: его ровесник, «старший политический брат», с которым они почти одновременно пришли к власти в своих странах, отныне стал историей.

И рухнули в пыль казавшиеся несокрушимыми ценности: личный мажордом Господина Президента – тихая, но влиятельная фигура на очень хлебной должности – кому он теперь нужен? У преемника будет свой мажордом, и новый начальник охраны, и иной кабинет министров, и другие любовницы. А родственники? Прежним – кратковременные соболезнования, а потом – хорошо, если просто забвение: поверженных грех не потоптать – должны же быть виновные в бедах и неудачах государства… Чиновникам полегче, но тоже несладко – адресно низвергнут самых крупных, а на нижних этажах пойдет тотальная чистка: победившие кланы будут пожирать побежденных, целыми колониями налипших за многие десятилетия на бока государственного корабля.

Ох уж эти традиции! Немыслим Дворец без лампасов: пятидесятидвухлетний начальник Генерального Штаба (как он попал на традиционно сухопутную должность – сокрыто в склеротическом мраке президентских кадровых служб), адмирал флота Леон Кутон, обойдя на повороте своего министра-маразматика и официального вице-дебила, провозгласил себя исполняющим обязанности Президента. Воздух, можно сказать, еще сотрясался от траурных салютов, а государственный совет из представителей парламента и правительства уже перевел его из и.о. в полноценного Господина Президента, так что войсковое оцепление вокруг Резиденции Правительства можно было снимать. На заседании не было господина Председателя, который пил вмертвую, сидя под домашним арестом: ничего хорошего в оставшемся будущем ему не светило. Министр обороны был обвинен в злоупотреблениях – можно было и в бездуховности обвинить, восьмидесятилетний алкаш мало уже что понимал, вице-президент поддержал по бумажке все, что ему велели, парламент – это уже вообще неважно…

– А-а, Дэниел Доффер, вольно. Проходи поближе, к столу. – Леон Кутон, отныне Господин Президент, сдвинул очки на лоб и постарался сделать улыбку максимально добродушной.

– Знавал я твоего батю, не близко правда, но в деле видел не раз. Даже под его началом довелось побывать, на маневрах «вода-воздух», где он всеми нами командовал. Вот кому бы Президентом быть, не мне – рожден был править твердой рукой. Что у тебя?

– Прибыл согласно вашему приказанию к четырнадцати ноль-ноль, Господин Президент! – не моргнув глазом, отчеканил Дэнни. Клевать на фамильярное ностальгирование по покойному батюшке он не собирался – адмирал славился прямолинейным коварством, крутостью обхождения и любовью к военным порядкам.

Господин Президент с одобрением оглядел мощную подтянутую фигуру Доффера, в безупречно выглаженном и вычищенном штатском костюме.

– Прибыл без опозданий, что, впрочем, естественно. Но – к делу. Видит бог, не искал я себе этот хомут на шею – да так уж сложилось. Коли надо Отечеству послужить – служи и не ной. Правильно я говорю, Дэниел?

– Так точно. (Раз Кутон перешел на «Дэниел», то и отвечать следует также на флотский манер – четко, но без титулов.)

– Каков там глас народа – ты бы должен знать по службе?

– Народ многолик, и мнений много. Есть те, кто о старом скорбят. Но в большинстве, в основе своей – воспрянули после решения Госсовета. Господин Президент, я не подхалим и не специалист… льстить, – Дэнни споткнулся на липком звукосочетании, – но ничего иного доложить не сумею. Да, спектр мнений широк, но процентов восемьдесят – безоговорочно за вас!

– Ну уж, восемьдесят! Врешь, поди?

– Никак нет – статистика, на компьютере обработано, машина врать не умеет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мир Бабилона

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза