Крошка Доррит (Книга 2)

- Вот бы хорошо! - воскликнула Эффери.

- Эффери, я хочу знать, что тут у вас происходит; помогите мне пролить свет на тайны этого дома.

- Я ведь вам уже сказала, Артур, - прервала она. - Шорохи - вот его тайны; шуршание, скрип, беготня внизу, беготня над головой.

- Но это - не все тайны.

- Не знаю, ничего не знаю, - сказала Эффери. - И не задавайте больше вопросов. Ваша бывшая зазноба недалеко, а у нее язык на привязи не бывает.

Его бывшая зазноба, которая и в самом деле была недалеко, - точней сказать, томно прижималась к плечу Артура под углом в сорок пять градусов, вступила в разговор и весьма горячо, если и не весьма вразумительно, стала заверять Эффери, что будет нема, как могила "хотя бы ради Артура совершенно недопустимая фамильярность - Дойса и Кленнэма".

- Эффери, вы - одно из немногих добрых воспоминаний моего детства, не отказывайте же мне в моей просьбе, сделайте это ради моей матери, ради вашего мужа, ради меня самого, ради нашего общего блага. Ведь я убежден, что вы могли бы мне сказать, зачем приходил сюда этот исчезнувший иностранец.

- Так вот, если хотите знать, - начала миссис Эффери. - Ой... Иеремия!

- Да нет же, нет. Дверь все еще открыта, и он с кем-то разговаривает на крыльце.

- Если хотите знать, - повторила Эффери, прислушавшись, - этот иностранец, он тоже слышал шорох, когда был тут первый раз - "Это что такое?" - спрашивает он меня. "Не знаю, - говорю я, уцепившись за него со страху, - только я это чуть не каждый день слышу". А он на меня смотрит, да сам так и трясется весь.

- Он часто приходил сюда?

- Всего два раза: в тот вечер, и потом еще в последний вечер.

- А в последний вечер, что тут было после моего ухода?

- Они остались втроем, оба умника и он. Только что я заперла за вами дверь, Иеремия подобрался ко мне бочком (он всегда ко мне бочком подбирается, когда хочет прибить) и говорит: "Ну, говорит, Эффери, пойдем-ка, я тебя провожу домой". Схватил меня сзади за шею, сдавил так, что мне ни охнуть, ни вздохнуть, и давай толкать вперед, пока не дотолкал до постели. Это у него и называется - проводить домой. Душегуб, как есть душегуб!

- И больше вы ничего не видели и не слыхали?

- Говорят же вам, что он меня спать отправил! Вот он идет!

- Нет, нет, он еще на крыльце. Послушайте, Эффери, вы сказали, что они все шепчутся и сговариваются - о чем же?

- Откуда мне знать? Не спрашивайте вы меня, Артур! Оставьте меня!

- Но, милая Эффери, я должен проникнуть в эту тайну вопреки моей матери и вашему мужу, иначе быть беде!

- Не спрашивайте меня ни о чем, - повторила Эффери. - Меня совсем замучили сны. Уходите, уходите!

- Я уже слышал это от вас однажды, - сказал Артур. - Этими самыми словами вы в тот вечер ответили на мой вопрос, что у вас тут происходит? Объясните же мне, что это за сны такие?

- Ничего я вам не стану объяснять. Оставьте меня! Будь вы тут один, и то не стала бы; а уж при вашей старой зазнобе и подавно.

Напрасны были все уговоры Артура и заверения Флоры. Эффери ничего не желала слушать и, дрожа всем телом, рвалась из чулана.

- Лучше я Иеремию позову, чем скажу хоть единое слово. Сейчас же позову, если вы еще будете приставать ко мне. А покуда еще не позвала, вот вам мой последний сказ, Артур. Если когда-нибудь вы захотите взять верх над ними, над умниками (давно бы пора, я вам это еще тогда говорила, когда вы только вернулись - ведь вас за эти годы не запугали до смерти, как меня) сделайте это так, чтобы я видела, и тогда можете сказать мне: "Эффери, расскажи свои сны!" Может быть, тогда я и расскажу!

Стук затворяемой двери не дал Артуру ответить. Все трое поспешили вернуться туда, где Иеремия оставил их; и Кленнэм, выйдя навстречу старику, сказал, что нечаянно загасил свечку. Мистер Флинтвинч посмотрел, как он вновь зажигает ее от лампы в сенях, и ни словом не обмолвился о том, с кем он так долго беседовал на крыльце. Быть может, разговор был неприятный, и он теперь искал, на чем бы сорвать досаду, но так или иначе, зрелище Эффери с передником на голове привело его в неописуемую ярость; подскочив к ней, он ухватил двумя пальцами ее торчавший под передником нос и крутнул с такой силой, словно хотел вовсе открутить.