Кровь драконов

Лектор растерялся.

— Нет, нет! Это не рабство! Это… другое. — Он беспомощно и смятенно вглядывался в аудиторию, машинально оглаживая залысины. Как объяснить то, что необъяснимо? И к тому же… А вдруг они правы?

Джеанна потащила меня прочь. На ее лице стремительно таяло странное выражение. Кажется, она давилась смехом.

Раньше я такого не замечал, но сейчас люди в городе норовили сбиться в стайки, стекались другу к другу, образуя небольшие или весьма обширные толкучки, как масло в чашке с водой. Здесь обменивались новостями; там о чем-то кричали, размахивая руками и обдавая друг друга хлесткими ругательствами, как нечистотами и каждый даже случайный прохожий шел дальше, будто испачкавшись; вот тут вроде бы мирно веселились, катая детей на деревянных лошадках, а уже за следующим поворотом угрюмо митинговали… Обходя очередную такую ощетиненную и ощеренную амебу посреди проспекта, мы вынужденно взобрались по пологим ступеням Большой Городской Библиотеки.

— Наконец-то! — на нас налетела какая-то взбудораженная женщина. — Вас Дано послал? Списки в шестой комнате…

— Какие списки?

— Вы же в оцепление?

— Нет, мы просто случайно…

— А, — разочарованная женщина отступилась. — Простите, я подумала, что вы оцепление…

— Какое еще оцепление?

Три дня назад какие-то мерзавцы пытались разорить и поджечь Библиотеку, — неохотно сообщила женщина, уже высматривая кого-то в крикливой толпе неподалеку. — Об этом еще в газетах писали, не читали? Так со всего города к нам добровольцы приходят, чтобы стеречь библиотеку по ночам.

— А чем им библиотека-то не угодила?

— Ну как же, — удивилась женщина. — Первейший рассадник заразы.

— В Гнезде знают?

— При чем тут Гнездо? — неожиданно угрюмо осведомился какой-то парень, поднимавшийся по ступенькам к библиотеке и ухвативший конец разговора. — Мы тут и сами разберемся. Или по-вашему в городе нет нормальных людей, которые не позволят всяким уродам жечь книги?

… Городские улицы пустеют только под утро, да и то не окончательно, а сегодня днем, за несколько дней до Праздника здесь было не протолкнуться. Это только Джеанна могла не замечать толпы, легко лавируя между людьми, как юркая лодочка в стремнине горной реки. В самом худшем случае она небрежно отодвигала нерасторопного в сторону, и тот, в ярости обернувшись, тут же смолкал, жадно рассматривая ее и плотоядно облизываясь. Естественно, я бы этот фокус вряд ли сумел бы воспроизвести. Лучше не пытаться. Поэтому, когда мне вконец надоело извиняться или обмениваться с наглецами гневными взорами, я выдернул Джеанну из столпотворения и вытащил ее в проулок.

— Куда нам? К центру? Пойдем в обход…

На набережной, увидев скопление людей, молчаливо рассматривающих что-то, я испытал непреодолимое и неприятное ощущение повторяющегося сна. Сначала цветы, потом набережная, потом… Новый труп?

Дурные предчувствия оправдались. На берегу лежало тело. Не совсем там, где в прошлый раз. Точнее совсем не там. Да и тело на этот раз было хоть и обезображено, но узнаваемо — женщина, довольно молодая. Ее вытащили из воды, поэтому крови совсем не было, несмотря на страшные разверстые раны. Похоже, нашли ее только что, и угрюмые стражники с баграми продолжали бродить вдоль забранной в камень кромки берега, пытаясь обнаружить еще что-нибудь в взбаламученной воде. Один из стражей беседовал в сторонке с рыдающей пожилой женщиной, прижимающей к себе беловолосого мальчишку, который норовил вывернуться из захвата и поглазеть на лежащее тело.

— …жила она тут неподалеку, — говорил скорбный старушечий голос. — Травница известная. Умелица редкая, да нрава склочного. Говорили же ей не ходить одной, а она только усмехалась. Даже палку с собой никогда не брала. Твердила, что травы не любят, мол, мертвого…

— Будь с ней хоть самострел, а от такого чудища не убережешься, — возразили старухе.

— А что за чудище? — заинтересовался кто-то из опоздавших. — Неужто видали кого?

— Вон Ринна и видала, — крепкий рыжий, как огонь, мужчина кивнул в сторону рыдающей женщины. — Да и не она одна.

— Что? Что видала? — в толпе заметно оживились.

— «Что, что», — огрызнулся он недовольно, явно не желая развивать тему самостоятельно. — Будто сами не знаете. Кто еще мог так погрызть бедняжку?

— Лиходак, что ли? — неуверенно предположил какой-то человек в полосатой куртке, явно из приезжих, и на него немедленно зацыкали и зашипели, поливая презрением.

— Сам ты «лиходак»!.. Скажешь тоже, деревня!.. Эх, ты, темнота! Вот такие вечно и попадаются им…

— Кому? — шепотом спросил ошеломленный Полосатый, но на него уже не обращали внимания.

— … кто ж их знает?.. А по-твоему, почему он кружат над головами день за днем? Уж не добычу ли высматривают?.. Ладно, может я и хватил, но ведь непонятно же ничего!.. Смута от них, и беды… Урожай плохой, а кто говорил… Не все, но многие из них, обратились во тьму, служат ей, а тьма — известное дело, требует жертв… у кого еще есть такие зубы?.. А ты лично знаешь, что им потребно?..