Чассим наблюдала, как он справляется с этим, потом подошла к очагу и подбросила пару поленьев. Спустя несколько мгновений пламя пробудилось и охватило их. При новом освещении он видел, что на ее щеке начал проявляться синяк. — Да, ты пытался. — так, словно не было паузы в их разговоре. Потом она повернулась и прямо посмотрела на него. Когда она сидела на полу, косы разбросаны по плечам, на белой ночной рубашке танцуют отсветы пламени, она была похожа на ребенка, как никогда раньше. На Малту, когда она еще была девочкой, а он маленьким мальчиком и они иногда вместе пробирались на кухню, чтобы посмотреть, какие лакомства повар мог спрятать в кладовке. Это было так давно, вдруг осознал он. Короткий период беззаботного детства, длившийся так недолго, война и тяжелые испытания уничтожили его безвозвратно.
Глаза Чассим не были глазами ребенка, когда она спросила: — Зачем ты это сделал? Он мог убить тебя.
— Он делал тебе больно. Это было неправильно. А ты была добра ко мне… — Он был потрясен тем, что она спросила почему он пытался помочь ей. Это был такой странный поступок? Он копнул глубже и наткнулся на болезненную правду. — Однажды это случилось со мной. — Он выпалил эти слова и ужаснулся. Он никогда не собирался рассказывать об этом кому-то. То, что кто-то еще знал об этом, делало произошедшее реальным.
Она внимательно смотрела на него, широко раскрытыми голубыми глазами, а он гадал, что она думает о нем теперь. Насколько меньше похожим на человека в ее глазах это сделало его?
— Как? — проговорила она наконец и он осознал, что она не поняла того, что он сказал.
Он заговорил отрывисто и вдруг понял, ее бесстрастность, когда она рассказывала о том, что Эллик сделал с ней. — «Это был мужчина который захотел меня. Ради новизны я думаю, как например мужчина пробует спариться с животным, просто чтобы узнать, как это будет. Он хорошо заплатил человеку, который захватил меня. Тот кто ухаживал за мной пустил его в клетку и ушел. И… все было так, словно он обезумел. Словно я был вещью, даже не животным. Я сопротивлялся, я дрался с ним, а в конце, когда я понял что он сильнее, я умолял. Но это не помогло. Он избил меня. Сильно. А потом он взял меня и ушел. Есть что-то в осознании того, что кто-то может получать удовольствие причиняя тебе нестерпимую боль…без сожалений. Это меняет то как ты сам на себя смотришь; это меняет то, что ты думаешь об остальных людях. Это меняет все.» — Его слова смолкли.
— Я знаю, — просто сказала она.
Повисла тишина. Потрескивал огонь, а он чувствовал себя более обнаженным чем когда его голым выставляли на показ. — После этого я болел много дней. По настоящему болел. Мне было так больно. Я истекал кровью и меня лихорадило. не думаю, что с тех пор я полностью поправился. — Слова лились из него. Он поднял руки ко рту чтобы остановить это. Так и не пролитые с тех пор слезы, жгли его глаза. Слезы надломленного избитого ребенка, неспособного защититься от совершенного над ним насилия. Собрав все что осталось от его мужества, его достоинства он сдерживал их.
— Плоть рвется когда тебя принуждают. — Тихо произнесла она эту грубую правду. — Я слышала как люди, другие женщины, смеялись над этим. Они говорили, что некоторые женщины заслуживают этого или что это может дать толчок возбуждению. Что в это можно поиграть ради возбуждения. Я не могу понять этого. Мне хочется бить их и душить пока они не поймут. — Она встала и он видел, как непросто ей это далось. Она несколько раз вдохнула, а потом склонилась над ним, чтобы подоткнуть одеяло. — Поспи, — предложила она.
— Может завтрашний день будет лучше, — осмелился он сказать. И снова закашлялся.
— Сомневаюсь, — сказала она, но без горечи. — Но что бы ни случилось, это будет просто день который мы проживем. — Она медленно вышла из комнаты, задержавшись у двери. — Твоя драконица, — сказала она. Она склонила к нему голову. — Было больно, когда она изменяла тебя?
Он медленно покачал головой. — Иногда перемены доставляют неудобства. Но то что мы разделяли, того стоило. Хотел бы я объяснить это лучше.
— Она знает где ты теперь? Знает, как плохо с тобой обращаются?
— Не думаю.
— Если бы знала, она прилетела бы сюда? Чтобы помочь?
— Мне хочется так думать, — тихо сказал он.
— И мне тоже, — сказала она. И произнеся эти странные слова, она оставила его.