Кровь фоморов

– Этта, – хладнокровно осадил ее он, – ты не забыла, что мы тут несколько с иной миссией? И если я вздумаю пройтись по черному кварталу, держу пари, я встречу еще с полдесятка таких оборванцев – и что мне прикажешь делать? У тебя сердце кровью обливается? – Ну, так забинтуй его, да потуже! Потому что пока ты изливаешь лучи своего милосердия на обделенное судьбой дитя человеческое, твой собственный ребенок подыхает в какой-нибудь загаженной отбросами подворотне! Или сходит с ума в психушке, напичканный транквилизаторами по самое нехочу...

Его реалистично передернуло, и Этта подавила очередной упрек, отчаянно просившийся на язык.

– Ну, так делай же что-нибудь, чего ты тянешь... – смущенно пролепетала она.

Отпрыск эльфийских аристократов толкнул пафосно-золоченую дверь Хард Рок Отеля, в очередной раз сменяя драму на комедию:

– Может быть, в сей обители богов на меня снизойдет озарение?..

***

Шум. Гадкий дребезжащий шум. Баньши так не кричит. Да и на голос вервольфа это совсем не похоже. Шум где-то здесь, совсем близко, в темноте. Зачем они так шумят? Ведь еще совсем рано. Веки тяжелые, будто на них положили по подушке. Так не хочется их поднимать...

Чужой кислый запах, как дурное марево. Затхлый, гнилой, приторный. Кто-то умер?

Странная скованность движений, точно связали веревками. Или угодил в трясину. Проснуться, проснуться, проснуться...

Жесткий электрический свет взрывной волной бьет по глазам. Свет, как в тех волшебных шоу, только сильнее, хуже и на самом деле! Это уже не смешно!

Ллевелис отчаянно зажмурился, с трудом поднял вверх левую руку и заслонился ею от световой пытки. Разрывающий сознание монотонный грохот резко прекратился и где-то рядом высокий и чуть сдавленный голос проговорил что-то неясное с довольно повелительной интонацией. Он это ему?

Боль в глазах понемногу утихла, Ллеу отвел ладонь от лица и, жмурясь, приоткрыл глаза. Прямо перед ним, вынырнув из слепящего белого потока, проступили черты странноватого бледнощекого гоблина с огромными круглыми глазами, точно выдвинутыми вперед. – Это существо не может объясняться на шилайди или хотя бы ётнаргире, одном из двух официальных языков Маг Мэлла? И что оно вообще здесь делает?

Ему снилось что-то сумбурное и страшное. Правда, теперь он не помнил ровным счетом ничего. Но, может быть, гоблин – всего лишь еще одно из неясных видений этой пугающей ночи? Иначе что ему делать здесь, в его спальной? Или не гоблин?..

Буроватый мех на его голове не был шерстью. И не был головным убором. Волосы. Обычные волосы. Уши, кажется, тоже нормальные, короткие и круглые, как у него самого. Но почему эти странные глаза? Гоблин внезапно протянул к нему руки – голые тонкие руки с короткими, аккуратно постриженными ногтями – и тряхнул его за плечо. – Да по какому праву он его щупает?

– Убирайся!

Пальцы сами собой нервно пошарили под одеялом в поисках Глейп-ниэра. И страх нахлынул новой волной – цепочки не было. Существо продолжало говорить бессмыслицу, все больше повышая тон. Оно повернулось куда-то в сторону, открывая глазам Ллеу чуть больший обзор, и окликнуло кого-то еще. Дом не был его домом. Грязноватые желтые стены, морщинистый потолок, тусклая выцветшая ткань на низких окнах. Грубого, уродливого вида комод из лакированной древесины и странная клеть ядовито-зеленого цвета чуть поодаль. Пыль, сырость и что-то еще, вовсе чужое и незнакомое, тревожное и неприятно першащее в горле. Голубовато-белая обшарпанная дверь, как роем чудовищных пчел, облепленная цветными треугольными пятнами, жалобно всхлипнула, и бледный лик баньши предстал его глазам. Тогда Ллеу закричал.