— Да нет, вставали бы, — ехидно улыбнулся его собеседник и снова двинул автомобиль вслед за потоком, однако, буквально через десять метров все вновь остановились, — Всё сложнее, чем можно объяснить в двух словах, Эдди, — он снова откинулся в кресле и упёрся руками в руль, — Пару десятков лет назад в Британии к власти пришёл один злобный тёмный маг. Апологет всего мрачного и разрушительного, он буквально объявил всех волшебников, которые родились в семьях простых людей, вне закона и установил за них награду. Ничего не напоминает?
Юноша медленно кивнул.
— Так вот он выступал, если мне память не изменяет, за торжество волшебства над жизнью простых людей. За то, что волшебники являются теми, кто должен править, а остальные всего-лишь чернью у их ног. И потому обычные люди должны были либо служить, либо умереть, — Михаил повернул голову к Эдику, — Так вот там был один мальчик, школьник. Ничем не выдающийся сам по себе, однако именно он стал символом сопротивления тирании этого тёмного волшебника.
— И что с ним случилось?
— Он сумел победить в поединке этого, как его называли, Тёмного Лорда, — последние слова глава аналитиков произнёс с презрительной усмешкой, — А после победы стал мракоборцем и дослужился до главы этого департамента.
— Мы его в июньском штурме случайно не убили? — настороженно спросил Рихтер.
Романов отрицательно покачал головой и снова двинул их автомобиль вперёд вслед за их соседями:
— Он спился раньше всей этой истории.
— Почему? — воскликнул юноша.
— Не знаю точно, но мне кажется, когда он пришёл на службу после победы, то искренне верил, что мракоборцы защищают всё, что есть светлого, в этом мире от наступающей тьмы, — нотки меланхолии появились в голосе Романова, — А потом оказалось, что мракоборцы защищают лишь власть того, кто называется Министром Магии, и тех, кто стоит позади него. Так что какая разница, кто что говорит, и из-за каких идей люди собираются под разными флагами, если суть всё равно одна?
— Несколько дней назад вы мне вдвоём со Шваницем пытались объяснить разницу между техномагами и обычными волшебниками. И как я понимаю, сейчас эта разница важна для того, чтобы разобраться в том, что происходит сейчас в Германии?
— Ну, она важна скорее идеологически, — усмехнулся Михаил, — Тут надо понимать, что все главы противоборствующих групп в этой стране сейчас все техномаги. Потому что так удобнее соблюдать Статут о Секретности, с которым так носятся западные волшебники, — он задумался и повернул голову в левое окно, где-то там между двумя крупными зданиями пылало закатное солнце, — Ну, а в целом, с моего места видна битва двух противоположностей за будущее сообщества волшебников в целом.
— Что ты имеешь в виду? — Рихтер поднял бровь.
— Техномаги выступают за сближение с обычными людьми, как это было на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков в Германии. Или как это было в Союзе. Их противники же наоборот требуют жёсткого размежевания двух миров: волшебного и обычного, чтобы защитить магию на земле. И вот теперь, не знаю каким образом, но очень похоже на то, что давно готовившаяся реконкиста техномагов началась, — усмехнулся его собеседник и двинул автомобиль вперёд, — В Германии об этом объявлено сегодня, однако не все согласны со способом избрания нового Канцлера, потому власть техномагов ждёт мятеж западных земель.
— Новый Канцлер узурпировал власть? — удивился Эдди.
— Ну, формально не совсем, — ухмыльнулся Романов, — Но когда ты вынужден голосовать, а за спиной стоят бойцы одного из кандидатов и внимательно наблюдают, поневоле захочешь проголосовать именно за этого кандидата. На всякий случай. Хотя в нашем случае прочие приличия и формальности были соблюдены.
— Думаешь, противники нового Канцлера воспользуются этим моментом, как поводом?
— Я удивлюсь, если они не воспользуются. А учитывая, что наши бойцы участвовали в этой операции в Бундестаге сегодня утром, — он снова остановил автомобиль, — То у нас два пути, либо до конца драться на стороне техномагов, либо валить отсюда. При этом, что меня особо радует, наши два отряда расположены в городах этих самых волшебников, которые скорее всего и восстанут против Канцлера.
— Как я понимаю, против нас вся бывшая ФРГ?
— Примерно так, — кивнул Михаил, — А ещё Польша, а ещё юг Франции и Британия будет. Возможно, ещё какая-то мелочь из Восточной Европы.
— А им-то какое дело до нас?
— Техномагия в головах волшебного сообщества, как социализм в головах простых людей, синоним тирании, ущемления свободы воли во имя государственных интересов, а ещё Железный Занавес и дефицит. Правда, об этом зачастую вещают из квартир и кабинетов ещё советской постройки, но мир у нас нынче чёрно-белый, потому таких нюансов можно не замечать. А так как в истории случилось, что техномагия была распространена только в авторитарных, а подчас и в тоталитарных государствах, и при этом жёстко милитаризированных, то логическая связь “техномагия — это диктат” укрепилась в сознании очень хорошо.