Кровь и слезы Луганска

 И немцы отпустили местных по домам. Но не всех, а тех, кто согласился служить во вспомогательной полиции. Выдали по австрийской винтовке, нарисовали аусвайсы — и вперед, охраняй порядок.

 А чего его охранять, в родном-то селе? Арестовал и передал немцам схидняков-активистов колгоспа, да и ходи себе по селу с винтовкой, горилку с салом сшибай у селян. Ну и девки стали покладистее, особенно Галя с дальнего хутора.

 Правда, со временем в лесу завелись лихие люди. Называли себя борцами за свободу Украины. Но забот от них оказалось неожиданно мало — с немцами не воевали, с села брали подать продуктами. Между собой собачились, это да. Мирон в их дрязги не лез, ему чи бандеровцы, чи мельниковцы: лишь бы не трогали. А они и не трогали. Велели только сельским полицаям коммуняк да москалей выдавать, коли заведутся. А откуда они заведутся, в Галиции-то? Заезжих схидняков сразу вывели, а других москалей здесь отродя не водилось.

 Ну разве не везунчиком уродился Мирон Корж?

 Даже в сорок четвертом, когда полицейских мобилизовали в "добровольные помощники вермахта", Коржу повезло опять.

 На этот раз им выдали долгополые немецкие шинели темно-зеленого цвета. И каски. А больше ничего не выдали. Долго возили туда-сюда, пока не приткнули сорок два человека к какому-то пехотному полку. Вот с кормежкой было туго: питались помощники последними, что в полевых кухнях после немцев останется. Оставалось мало. А жрать Мирон ой как любил.

 Однажды ночью их подняли по тревоге и вывели к передовой. Там, в окопах, на ломаном русском гауптман кое-как объяснил галицийцам, что выпала им большая честь сражаться за великую Германию. Гауптмана мало кто понял — у немца язык был ломаный, а у украинцев уши. Сроду они на русском не говорили: язык их был невиданной смесью польского, немецкого, украинского, венгерского и даже румынского языков. Кое-как поняли, что идти им в атаку на позиции большевиков. Струхнул Корж. Да и не только Корж. В атаку они только на гусей ходили. Начал было думать, как бы сбежать. Да пути назад не было — поставили немцы пулеметы за спиной. А патронов выдали по две обоймы.

 Невдомек было Коржу, что и гауптману, и пулеметчикам, да и, пожалуй, самому фюреру, было наплевать на "добровольных помощников", что атака эта называлась "разведка боем", что интендантуратт не хотел выдавать по второй обойме: сроку жизни им только на одну, и то с запасом. Он не знал, а если бы и знал, то не смог бы понять, что для немцев Корж и его товарищи такие же русские, как и те, в окопах на востоке. И жалеть их никто не собирается. Германцы искренне считали, что земли за Вислой — это такая восточная немецкая Африка, населенная белыми неграми. И пусть эти негры убивают друг друга, а солдаты вермахта тщательно занесут на карте огневые точки.

 Мирону казалось, что бежал он целую вечность. Ноги его вязли в размокшем черноземе, так что он даже не бежал, а продирался через тяжелый, плотный воздух. Останавливаться было нельзя: злые зрачки машиненгеверов смотрели в спины. Долго он бежал. Вечность бежал. Целых двадцать секунд.

 А потом русские накрыли жидкую цепь минометами. Атакующие сразу залегли, но сзади застучали короткими очередями пулеметы. Когда-то давно Корж так гнал скотину домой: резкие щелчки кнутом заставляли самых упрямых быков шагать с пастбища.

— Цоб-цобе, цоб-цобе! — щелкал кнут. И так же звонко стучали по каскам советские осколки и немецкие пули. — Цоб-цобе, цоб-цобе, Мирон!

 Он лежал в грязи, а рядом с ним тоскливо выл молдаванин Негреску, неведомым образом оказавшийся на Львовщине. Когда один из осколков, шипя, плюхнулся перед молдаванином, тот взвыл, откинул винтовку и попытался подняться. Но следующий осколок попал под ободок каски и разворотил смуглое усатое лицо в кровавую кашу. От удара тело убитого упало куда-то влево, под землю. Мирон ужаснулся было, а потом понял, что Негреску свалился в большую воронку. Тогда Корж быстро, как мог, полез в ту же воронку. Перекатившись, он свалился на мягкое тело убитого и замер. А потом животный инстинкт подсказал ему важное и Мирон подлез под молдаванина и укрылся им. Вспыхнувший бой быстро кончился.

 Лежал он всю ночь, и день, и еще ночь. А потом перестали стрелять. Канонада стремительно уходила на запад.

 Вот тогда он вылез из воронки, скинув шинель, каску, винтовку. Остался в чем забрали — в черном пиджаке и синих галифе. Тут его и арестовали красные. Ну как арестовали? Похоронной команде он сдался в плен. Повезло опять — тыловым попался. А тыловые, они добрые.

 И попасть бы Мирону в штрафную роту, да он признался на допросе, что был вспомогательным полицейским. Односельчане показали, что полицейским он был правильным, зверств не учинял. Да вот за схидняков пришлось отвечать. И поехал мирон Корж от войны подальше в Коми АССР на пять лет, лес валить на нужды Советской Родины.