Кровь и железо

— Теперь любой бой против Бетода — мой. Я собираюсь посмотреть, как с ним будет покончено. — Ищейка никогда не видел, чтобы Тридуба поменял решение после того, как уже принял его.

Ни разу.

— Кто со мной? — спросил он.

Все. Само собой.

Шёл дождь. Мелкий дождик, от которого весь мир делался мокрым. Мягкий, как девичий поцелуй — так говорится, хотя Ищейка не мог припомнить, на что те похожи. Дождь. Почему-то сейчас он казался подходящим. Доу закончил набрасывать грязь, шмыгнул носом и воткнул лопату в землю возле могилы. Она была далеко от дороги. Очень далеко. Они не хотели, чтобы кто-нибудь её нашел, и откопал Форли. Все собрались вокруг, теперь уже только впятером, и смотрели вниз. Прошло много времени с тех пор, как им приходилось хоронить кого-то из своих. Конечно, шанка добрались до Логена, но его тело найти не удалось. Сейчас их стало всего лишь на одного меньше, но Ищейке казалось, что не хватает очень многого.

Тридуба нахмурился, взяв время на размышление, обдумывая, что сказать. Хорошо, что именно он был вождём, и это ему нужно было искать слова, поскольку Ищейка сомневался, что смог бы их найти. Минуту спустя Тридуба заговорил, медленно, как меркнет свет на закате.

— Это был слабый человек, что лежит здесь. Слабейший, и это факт. Так его звали, и разве это не шутка? Назвать человека Слабейшим. Худший боец из тех, кого смогли выставить против Девятипалого. Слабый боец, спору нет, но с сильным сердцем, так я скажу.

— Ага, — сказал Молчун.

— Сильное сердце, — сказал Тул Дуру.

— Сильнейшее, — промямлил Ищейка. У него в горле стоял ком, если честно.

Тридуба кивнул сам себе.

— Нужна немалая сила духа, чтобы встретить смерть так, как встретил он. Идти на неё, не жалуясь. Просить о ней. И не ради себя самого, а ради других, ради тех, кого он даже не знал. — Тридуба стиснул зубы и помедлил, глядя в землю. — Вот и всё, что мне есть сказать. Возвращайся в грязь, Форли. Мы стали беднее, а земля богаче от этого.

Доу встал на колено и положил руку на свежевскопанную почву.

— Возвращайся в грязь, — сказал он. На миг Ищейка подумал, что по его носу, кажись, течёт слеза, но, наверно, это был просто дождь. В конце концов, это ведь Чёрный Доу. Он встал и пошёл прочь, повесив голову, и остальные пошли за ним, один за другим, в сторону лошадей.

— Прощай, Форли, — сказал Ищейка. — Больше никакого страха.

Он решил, что теперь он будет главным трусом в отряде.

Несчастье

Джезаль нахмурился. Арди опаздывала. Она никогда раньше не опаздывала. Она всегда была на месте, когда он приходил, где бы они не договорились встретиться. Ему вовсе не нравилось ждать её. Ему всегда приходилось ждать её писем, и уже одно это его раздражало. От того, что приходилось стоять здесь, как идиоту, он чувствовал себя рабом больше обычного.

Джезаль хмуро посмотрел на серое небо. Упало несколько капель дождя, как раз под стать его настроению. Время от времени он чувствовал их лёгкие уколы на лице. Он видел, как капли рисуют круги на серой поверхности озера, чертят бледные штрихи на фоне зелени деревьев и серых зданий. Тёмный силуэт Дома Делателя из-за них казался туманным. Джезаль хмуро посмотрел на это здание с особенным неудовольствием.

Он не знал, что теперь о нём думать. Вся эта история казалась каким-то лихорадочным кошмаром. И Джезаль решил, что, как и кошмар, лучше это просто игнорировать, и притвориться, что ничего никогда не было. Ему это, может, и удалось бы, вот только эта чёртова штука всегда торчала на краю его зрения, когда бы он ни вышел за дверь, напоминая ему, что мир полон тайн, которых он не понимал, и которые бурлят прямо под поверхностью.

— Будь оно проклято, — пробормотал он, — и будь проклят этот безумец Байяз.

Он хмуро посмотрел на сырые лужайки. Дождь отпугивал народ от парка, и теперь он был таким пустым, каким Джезаль его уже давно не видел. Пара человек грустного вида равнодушно сидела на скамейках, погрузившись в свои трагедии, да прохожие на дорожках спешили неизвестно откуда неизвестно куда. Один направлялся к нему, закутанный в длинную накидку.

Хмурое выражение исчезло с лица Джезаля. Это она, он узнал. Капюшон низко опущен, закрывая лицо. День был прохладный, но это выглядело чересчур драматично. Он никогда бы не подумал, что она из тех, кого напугает пара капель дождя. И всё-таки Джезаль был рад её видеть. Абсурдно рад. Он улыбнулся и поспешил вперёд. А потом, когда их разделяла лишь пара шагов, она откинула капюшон.

Джезаль ахнул от ужаса. На её щеке виднелся огромный сиреневый синяк, и вокруг глаза, и в уголке рта! На миг он встал, замерев, по-дурацки желая, чтобы это его ранили вместо неё. Боль была бы слабее. Он понял, что прижал руку ко рту, выпучив глаза, словно маленькая нервная девочка, которая увидела в ванной паука, но ничего не мог с собой поделать.

Арди лишь сердито на него посмотрела.

— Что? Никогда раньше не видел синяков?

— Ну, видел, но… ты в порядке?