— Конечно в порядке. — Она обошла его и пошла по дорожке. Ему пришлось поспешить, чтобы догнать её. — Ничего страшного. Я упала, вот и всё. Я неуклюжая дура. И всегда такой была. Всю свою жизнь. — Ему показалось, что она сказала это с какой-то горечью.
— Я могу что-нибудь сделать?
— А что ты можешь сделать? Поцелуешь, чтобы зажило? — Если бы они были наедине, то он был бы не прочь попробовать, но её хмурый вид показывал, что именно она думала об этой идее. Это было странно: синяки должны были его отталкивать, но не отталкивали. Совсем. Наоборот, он чувствовал почти всепоглощающую потребность обнять её, откинуть волосы, прошептать успокаивающие слова. Трогательные. Она, наверное, дала бы ему пощечину, если бы он попытался. Возможно, он эту пощечину и заслужил. Ей не нужна его помощь. К тому же он не мог к ней прикасаться. Вокруг люди, будь они прокляты, повсюду глаза. Никогда не знаешь, кто наблюдает. От этой мысли он занервничал сильнее.
— Арди… мы, часом, не рискуем? Я имею в виду, что если твой брат…
— Она фыркнула.
— Забудь о нём. Он не сделает ничего. Я сказала ему не совать свой нос в мои дела. — Джезаль невольно улыбнулся. Он представил себе, что это была довольно забавная сцена. — К тому же я слышала, что вы все со следующим приливом отправляетесь в Инглию, и не могу же я позволить тебе уехать, не попрощавшись, не так ли?
— Я бы так не поступил! — сказал он, снова ужаснувшись. Одни только слова о прощании уже ранили. — Я хочу сказать, ну, я скорее дал бы им уплыть без меня, чем поступил бы так!
— Хм.
Некоторое время они шли в тишине вокруг озера, и оба смотрели вниз на гальку. Это не очень-то походило на горько-сладкое прощание, которое он себе представлял. Только горькое. Они прошли среди стволов каких-то ив, чьи ветви касались воды. Это было уединённое место, укрытое от назойливых глаз. Джезаль решил: для того, что он хочет сказать, лучше места не найти. Он искоса глянул на неё и глубоко вдохнул.
— Арди, э-э-э, не знаю, сколько меня не будет. Я имею в виду, что возможно, пройдут месяцы… — Он покусал верхнюю губу. Слова выходили не так, как он надеялся. Он по меньшей мере двадцать раз репетировал речь, глядя в зеркало, пока не добился правильного выражения: серьезного, уверенного, немного вкрадчивого. Но теперь слова вылетали с глупой спешкой. — Надеюсь… ну, быть может… надеюсь, ты будешь меня ждать?
— Я бы сказала, что я всё ещё буду здесь. Мне больше нечем заняться. Но не волнуйся, в Инглии тебе будет, о чём подумать — война, честь, слава и всё такое. Ты скоро забудешь обо мне.
— Нет! — вскричал он, схватив её за руку. — Нет, не забуду! — Он быстро отдёрнул руку, беспокоясь, что кто-то может увидеть. По крайней мере, теперь она на него смотрела — видимо, несколько удивлённая тем, каким яростным было его отрицание. Хотя сам он удивился ещё сильнее.
Джезаль, моргая, смотрел на неё. Конечно, симпатичная девушка, но слишком темноволосая, слишком смуглая, чересчур умная, просто одетая, без украшений и с огромным безобразным синяком на лице. Вряд ли её стали бы обсуждать в офицерской столовой. Как же так получилось, что она казалась ему самой прекрасной женщиной в мире? Принцесса Тереза выглядела рядом с ней немытой собакой. Умные слова вылетели из его головы, и он заговорил не думая, глядя ей прямо в глаза. Может, так и выглядит честность.
— Послушай, Арди, я знаю, ты думаешь, что я осёл, и… ну, наверное я и есть осёл, но я не собираюсь всё время им быть. Я не знаю, почему ты вообще посмотрела на меня, и я не многое знаю о таких вещах, но, ну… я всё время о тебе думаю. Уже с трудом могу думать о чём-то другом. — Он снова глубоко вздохнул. — Я думаю… — Он снова осмотрелся, просто проверил, что никто не смотрит. — Я думаю, что люблю тебя!
Она разразилась хохотом.
— Ты и впрямь осёл, — сказала она. Отчаяние. Джезаль был совершенно сокрушён. Он вздохнуть не мог от разочарования. Скорчил лицо, повесил голову и уставился в землю. В глазах стояли слёзы. Настоящие слёзы. Печаль. — Но я буду ждать. — Радость. Она переполнила его грудь и вырвалась наружу с девчачьим всхлипом. Он был беспомощен. Арди обладала какой-то нелепой властью над ним. Разница между страданием и счастьем заключалась в одном правильном слове от неё. Она снова рассмеялась. — Посмотри на себя, дурачок.
Она протянула руку, коснулась его лица и большим пальцем стёрла слезу с его щеки.
— Я буду ждать, — сказала она, и улыбнулась ему. Своей кривой улыбкой.
Все люди исчезли — в парке, в городе, в мире. Джезаль смотрел на Арди, не зная, сколько времени это продолжалось, пытаясь запечатлеть в уме каждую деталь её лица. По какой-то причине у него было чувство, что воспоминание об этой улыбке поможет ему справиться со многими трудностями.