Кровь как лимонад

Дойдя до набережной, он свернул налево, прошел мимо приземистого здания бывших Измайловских провиантских складов, выстроенных архитектором Стасовым. Год постройки как сейчас помнил бывший член Общества краеведов — 1821. Перешел по мосту через Обводный канал и направился в сетевой гипермаркет, где сходил в туалет, а потом достал зубную щетку из сумки, бесплатным мылом почистил зубы и умыл лицо. Вкус у мыла был неприятный, но Матвей Сергеевич старался поддерживать гигиену. Он даже ходил раз в две недели в льготный день в Балтийские бани. Зарастешь, начнешь плохо пахнуть — и не избежать проблем, не надейся на помощь или случайные заработки. А так его может выдать лишь несвежая одежда.

В туалет зашла уборщица — уставшая уже с утра женщина в годах из одной из бывших азиатских республик Советского Союза. Подозрительно посмотрела на потрепанного пожилого мужчину, но ничего не сказала, повозила по полу влажной шваброй, расписалась в графике уборки и ушла. Матвей Сергеевич обернулся на дверь, достал из сумки помятый литровый термос, торопливо кинул туда два пакета дешевого чая, налил кипятка из-под крана. Закрутил крышку и вернул термос обратно в сумку.

В паре сотен метров от гипермаркета находилась неброская кирпичная церковь Воскресения Христова, построенная тут в, если память не изменяла Матвею Сергеевичу, 1904 году для рабочих расположенных поблизости Мыловаренного и Костеобжигательного заводов. Сейчас стоявшая в строительных лесах церковь служила местом основного заработка бывшего преподавателя. Протягивая руку за милостыней первые разы, он переламывал себя, перешагивал через остатки гордости, которой пустой желудок не попутчик. Теперь привык. Павлов занял свое привычное место у входа в церковь — лицом в сторону набережной, чтобы видеть проезжающие автомобили. Достал пенопластовую прямоугольную миску из-под «бомжа» (так, однажды услышал Матвей Сергеевич, презрительно называли лапшу «доширак» продавщицы в магазине). Стоять на паперти — занятие не только унизительное, но и скучное. Матвей Сергеевич часто затевал сам с собой безмолвные пари — проедут первыми десять машин черного цвета или белого. Иногда он даже выигрывал сам у себя.

Сегодня ему повезло. Напротив церкви остановилась серьезная иномарка (нейтрального для его пари темно-синего цвета). Из нее вышел щеголевато одетый молодой парень и трижды перекрестился на купол храма. Заметив одинокую фигуру Матвея Сергеевича, парень подошел к нему и не кинул в миску, а протянул прямо в руку купюру.

— Возьми, отец.

— Дай тебе Бог здоровья, сынок, — наклонил голову Матвей Сергеевич, — и деткам твоим, — и зашелся в кашле.

Когда парень уехал, он рассмотрел купюру. Сто рублей. Хороший заработок, а еще только утро. Фартовый день! Можно вернуться в магазин, купить еды.

Через четверть часа он, стараясь не обращать на себя внимание постового, ловившего на набережной нарушителей ПДД, по ступенькам спустился к воде, где висел знак, запрещающий парковку плавсредств. От воды пахло тиной и соляркой. Неприятно, зато честно. Матвей Сергеевич хмыкнул, вспомнив, что лет сто пятьдесят назад, в девятнадцатом веке, остряки называли Обводный канал Обвонным. Или просто Канавой. «Батюшка Питер бока наши вытер, братцы заводы унесли годы, а матушка Канава и совсем доконала», — горько шутили рабочие предприятий, стоявших на захламленных берегах канала.

Матвей Сергеевич присел на ступеньки, открыл красный, как огнетушитель, термос, достал из пакета уже нарезанный хлеб, толсто намазал на него тупым столовым ножом с обломанным лезвием паштет из перемолотых мясных суррогатов.

Он дожевывал второй кусок, когда ему опять повезло — второй раз за утро и в общем-то за несколько дней. Матвей Сергеевич увидел, как из-под Варшавского моста, слегка покачиваемый почти невидимым течением, медленно выплывает странный предмет — вроде большого мешка с мусором.

Приглядевшись, бездомный почувствовал, как его пробил холодный пот. Видеть до этого мертвеца ему доводилось лишь трижды. Два раза на похоронах — но ведь это не в счет. Третий раз — пару лет назад, холодной, как в блокаду, зимой. Закутавшись в драный китайский пуховик, найденный в мусорном баке, Матвей Сергеевич стоически наблюдал, как двое неопрятных людей (прямо Подотдел очистки) под присмотром патрульного грузят тело насмерть замерзшего пожилого бродяги в открытую «газель». Матерясь, они перевалили его через борт, и труп упал в кузов со звуком деревянной шпалы. Хмурый патрульный обернулся на Матвея Сергеевича, укрывшегося от ледяного ветра в стеклянном павильоне остановки, и сказал что-то, чего он не расслышал.

А теперь Матвей Сергеевич в четвертый раз в своей жизни видел мертвеца. То, что это был мертвец, плывущий вниз лицом, сомневаться не приходилось.

Несколько лет жизни без крыши над головой превратили Павлова, некогда доброго и отзывчивого человека, в циника. Вот и сейчас мандраж первых минут прошел. Успокоившись, бывший преподаватель доедал свой нехитрый завтрак, наблюдая, как тело, гонимое легким ветерком, приближалось прямо к тому месту, где он сидел.