Кровь как лимонад

Пакетики с героином перешли к Жеке. Почему-то они были не гладкие на ощупь, а липкие, словно в клею или в сперме тех двоих негров, только что кончивших блондинке на лицо.

— Пять? — со своего дивана спросил цыган, и Жека услышал щелчок взводимых курков обреза. Озноб ожег его тело от икр до затылка. Наэлектризованные волоски на шее встали дыбом. Кажется, мысль прийти к этим людям была гиблой. — Не много тебе будет, морэ[19]? Я и думаю, что-то мусорами завоняло. Контрольная закупка, раклэ[20]?

Цыганка опять обернулась к нему и заговорила — быстро и громко. По-видимому, ругалась.

Цыган вдруг захохотал, кинул обрез на диван рядом с собой.

— Ладно. Джя Дэвлэса[21]! Хорошего человека бей — не убьешь, — сказал он Жеке и обратился к цыганке. — Мэрав тэ пьяв, мыцори[22].

— Пойдем, — подтолкнула та Жеку.

В коридоре он чуть не упал, наткнувшись на громадного мастифа. Мастиф угрожающе зарычал.

— Свои, Бесник, — успокаивающе потрепала цыганка собаку по холке.

Перед тем, как открыть дверь, она долго смотрела в глазок. Жека стоял за ее спиной и думал, что у него, наверное, разорвется сердце, если сейчас сзади выйдет этот психопат с обрезом. Наконец, цыганка открыла дверь и, не говоря ни слова, выпустила Жеку на лестничную площадку.

Спустившись этажом ниже, он вспотевшей рукой ухватился за перила и перевел дух. Спрятал чеки в правый носок. Однажды ему не повезет — и он будет умирать на полу в какой-нибудь хардкоровой квартире вроде этой, пытаясь схватить свою кровь, текущую сквозь судорожно сжатые пальцы.

— У тебя такой вид, будто ты таскал мешки с цементом, — сказала ему Настя, когда Жека вернулся в машину. — И я думала, мы ехали сюда за лекарством.

— Так и есть, — ответил Жека, устраиваясь на сиденье, и пристально посмотрел на девушку. — Солдатское лекарство — так его называли перед Первой мировой. Героин.

Настя удивленно взглянула на него.

— Героин?.. Ты хочешь сказать, что брал здесь наркотики?

— Да. Пять чеков, они сейчас у меня. Если ты уйдешь, я пойму.

— Ты меня обманываешь? Покажи.

Жека покачал головой, хлопнул себя по ноге.

— Я их спрятал.

Настя подхватила стоявшую у нее на коленях сумочку и взялась за ручку двери.

— Ты как-то не похож на героинщика, — разочарованно сказала она.

— А я и не употребляю, — ответил Жека. — Еще чего не хватало. Это для моего деда.

Настя недоверчиво прищурилась:

— Твой дед — наркоман? Ты это хочешь сказать?

Жека вздохнул, глядя на девушку честными глазами. Сказал:

— Все не так просто. Он и не знает, что торчит… Слушай. Деду Стасу было восемнадцать, когда его призвали в армию. Под Ржевом попал в окружение. Когда они с остатками части вышли к своим, его отправили в штрафбат. Провоевал там полтора года, потом вернулся в регулярные части. Служил в разведке, больше шестидесяти раз ходил за линию фронта. С Красной армией дошел до Берлина. После Победы работал на заводе. Здоровья ему хватало — у него было три жены, а водки выпил он столько, что, наверное, в ней смогла бы уйти на перископную глубину подводная лодка… Вот и ешь после этого отруби и овсянку, — усмехнулся Жека. — В общем, вышел на пенсию, жил в коммуналке на Старо-Петергофском, ходил на футбол на «Петротрест» и играл во дворе в шахматы. Помню, мы с ним постоянно гуляли в Летнем саду и на Петропавловке. Пока лет пять назад ни пришел Альцгеймер, взял его за руку и повел за собой. Дед понемногу перестал узнавать нас с матерью, когда она еще его навещала. Сейчас живет в Москве и носа сюда не кажет, — Жека помолчал и продолжил. — А пока она устраивала свою личную жизнь, дед как овощ сидел у окна, из которого виден маленький кусок двора. Не ел по несколько дней — забывал. Соседки, спасибо, кормили. Полгода назад у него появились боли. Диагностировали рак поджелудочной. Из больницы отправили домой. Обезболивающие, которые врачи прописали в рецепте, не помогали. Я приходил, а он смотрел на меня слезящимися глазами. Иногда, в совсем уж плохие дни, от боли узнавал меня. Просил, чтобы я задушил его, — Жека посмотрел на девушку. — Подушкой… В общем, я нанял круглосуточных сиделок из студенток Первого Меда, живущих в общаге. Обходятся они не то, что бы сильно уж дорого. Стал привозить героин, чтобы они кололи его деду Стасу. «Хмурый», если не знаешь — в разы более сильное обезболивающее, чем тот же морфий. Ну, а то, что подсел старик на наркоту — так долгая и счастливая жизнь у него позади. Хоть умрет, не мучаясь… А в этот раз, говорят, копы перехватили партию, и знакомые барыги оказались пустыми. Один из них дал этот адрес, — Жека поежился, вспоминая цыгана с обрезом. — Вот и все… Ты собралась уходить? Подбросить тебя до метро?

Настя положила свою ладонь ему на руку. Она была холодной как сухой лед.

— Наверное, надо завезти твоему деду лекарство? — спросила она. — Тогда поехали.

* * *

Жека припарковался у арки, через которую можно было попасть в колодец внутреннего двора.