— Прекрасно! Прекрасно, герцог Эйзенберг! Сходите, возьмите себе ещё, угощайтесь и пируйте! Празднуйте! — призывал его старейшина, размахивая руками, — Отдыхайте от всех слухов, живите в мире и гармонии, боги с вами! — мечтал он избавиться уже от его общества и вернуться к своим друзьям и коллегам по высшему совету: астроному Винсельту и герцогу-пиромагу Скальдума — Альберто Ферро.
И пока нетрезвый мужчина на несколько мгновений застыл на месте в размышлениях, продолжать ли ему высказывать накопившееся главе Высшего Совета, делясь как слухами, так и личными мыслями, или же действительно, последовать его совету и вернуться в верхнюю часть Крумвельского сада к столикам с едой и напитками, своей возможностью подойти и заговорить не упускала графиня Торнсвельд.
Симпатичная волшебница почти всегда балансировала на грани скромности и настойчивости. Сына Тода хотелось познакомить с как можно большим количеством важных и влиятельных людей. Возможно, даже кому-то во служении пригодился бы такой молодой человек, например в качестве писаря или оруженосца. А потому даже при всей своей вежливости и благовоспитанности, сейчас, когда дела её семьи шли не лучшим образом, приходилось немножечко наглеть и пытаться устроить будущее первенцу, на которого они с мужем возлагали большие надежды.
Сорокопут, тем временем, сменил обратно позу на сложенные за спиной руки, вдохнул цветущего весеннего воздуха полной грудью, и с задумчивым видом продолжил прогулку прочь от Виллоу Эйзенберга, в надежде избавиться от его докучающей болтовни.
— О, ваше… высокопреосвященство, — даже не знала как к нему правильно будет обратиться Лина Торнсвельд, ведь Сорокопут был историком, учёным, он не слыл успешным предприимчивым делом, не представлял духовенство, не был лордом и даже магом, однако степень его мудрости почиталась членами Совета, как наиболее высокая.
— Да-да? — направил взор своих карих глаз на подошедших с левой стороны, — Добрый вечер, графиня земель Лотц, достопочтенная чародейка из Иридиума! — приветливо улыбался он землячке, хотя уже много лет вместо родных земель проживал в Скальдуме, — Как чудесно вы сегодня выглядите! — поклонился мужчина подошедшему семейству довольно низко, — А это… — посмотрел он на её мальчиков.
— Да, это мои сыновья! Тод и Эвелар, — представила она юношей, совершивших синхронно приветственный кивок, что из-за разницы в росте выглядело не столь эффектно, как могло бы, будь они близнецами или хотя бы ровесниками.
Тод выглядел как-то постатнее и понаряднее младшего брата. Блестящий синий камзол, чёрные бриджи и жилет, белый ворот и пышные манжеты, всё в кружевах с орнаментом ласточки — повсюду раздвоенные хвосты на кончиках красивых завитков.
Эвелар же был одет в разы скромнее. Всё в приглушённой тёмно-зелённой гамме, более простым узором по краям вдоль пуговиц, с едва уловимыми золотыми нитями в орнаменте застёгнутого на вытянутые пуговицы из бирюзы жилета.
— И вам доброго вечера, молодые люди, — проговорил Сорокопут, — Берегите свои края, растите сильными. О, неужели тот самый молодой бард Эвелар? — вопреки явным ожиданиям Лины, он куда больше обратил внимание на младшего сына, чем на Тода, которому ей и хотелось заполучить новых влиятельных знакомств и связей.
Она была готова рассказать, чему уже успели обучить первенца, кем его видят в будущем, попросить совета и наставничества, а пришлось с гордым видом отвечать за младшего, увлечённого одной только музыкой.
— Он самый, ваше высокопреосвященство, главный голос всех пиров в нашем замке, — добавила она с улыбкой, слегка потрепав тому длинную косую чёлку, шутливо проведя по нежно-каштановым волосам маленького сынишки.
— Мам! — воспротивился тот, пытаясь головой убраться от женских пальцев, — Я Эвелар Торнсвельд, один из наследников графства Лотц, — попытался он представиться самостоятельно и сделал почтительный жест поклоном.
— Неужели! — приобнял старейшина того за плечо и повёл по направлению, в котором двигался сам, то есть обратно для Эвелара, Тода и Лины к зоне фонтанов Крумвельского сада, — Тот самый юный певец, исполнявший «Дни сойки» и «Цветите, лютики!» чуть ли не лучше и звонче, чем сам Шарланар? О, я наслышан о тебе, хоть ни разу сам не посещал ваши пиры. Думаю, это с моей стороны большое упущение.
Виллоу Эйзенбергу и Диане Виалант, поприветствовавших друг друга, оставалось лишь обмениваться любезностями да нагонять старейшину и Торнсвельдов, не зная, как теперь к тому подступиться со своими идеями.
— Да куда уж звонче, — розовел щеками и скромно отводил взгляд мальчик.
— Нет-нет, — подхватывала эту похвалу его мать, — С учётом, как стареет сам Шарланар, его голос становится постепенно сухим и тихим, новое поколение певцов будет ничуть не хуже, Эвелар уж позаботится, правда, дитя моё? У них даже имена похожи, оба на «-ар», — отчего-то посчитала она это заслуживающим внимания и гордости фактом.