– Конечно. Они везде. Они и есть эти деревья. Просыпаются вместе с ними, цветут, зеленеют, цепенеют перед зимним сном, а под конец умирают.
– Как умирают? – Леки все еще с опаской смотрел на дерево, не решаясь опереться вновь спиной о ствол, казавшийся таким надежным.
– Исчезают. Так же, как и появляются, – в семенах, еще совсем слабыми, но уже готовыми дать дереву жизнь. Потом растут, меняются вместе с ним, дают жизнь другим и исчезают. Горные луини живут намного дольше.
– А трава, цветы?
– Тоже. – Триго небрежно обвел лес широким жестом. – Всюду. Только они другие, поменьше, послабее… Не знаю, как и сказать, я ведь никогда их не видел…
– Ты тоже? – поразился Леки. – А рассказываешь, будто они братья твои родные. Я аж заслушался. Как же ты про них знаешь?
– Это знают все. Я не сказал ничего такого, чего не слышал бы с самого детства. Мы ведь можем не видеть их, но чувствовать. Разве ты не слышишь ничего? Почему ты сел под этим деревом?
– Где устал, там и упал, – хмуро ответил Леки деревенской поговоркой.
– А мне это дерево понравилось, здесь силы свежие, гибкие, еще юные, хоть само дерево уже перевалило за половину жизни. Значит, луини тут сильный, и он благоволит и к тебе, и ко мне.
Леки все-таки решил снова прислониться к стволу, уж больно неудобно, плечо начало неметь. Некоторое время они пытались покончить с остатками еды.
– Не сходится все это в середине, – убежденно сказал Леки наконец. – По-твоему выходит, все они не иначе как ниэ этого мира. Так?
– Не совсем так. У мира свое ниэ, но часть его – это луини…
– Все равно, – перебил Леки. – Значит, они – соль той земли, по которой ходим. А Има говорила, что выпивают они нас по капле… Так бы ни людей, ни ниори в мире не осталось.
Триго лишь рукой махнул.
– Это другое дело. Не все луини одинаковые. Как люди, как ниори. Их много, всякие есть. Мы сейчас в самом сердце Тэйсина, а посмотри, как светло и радостно! Хоть лес еще и не проснулся до конца, где может быть лучше, чем здесь?
Он снова обвел рукой все вокруг, и Леки невольно вздохнул, уткнувшись взглядом в кучку первоцветов, наперегонки с молодой травой выносящих свои синие головки из сухого слежавшегося падолиста.
– Это потому, что здесь королевство луини, самое сердце Тэйсина, – повторил Триго. Разве тут плохо? Здесь никто не станет тянуть из тебя силу, как ты говоришь, по капле. А вот там, на болотах, я не зря погнался за тобой. Только не догнал на склоне, хорошо еще, что стражи вовремя подоспели. Там другие места, и луини в тех лужицах куда древнее здешних. Иллири говорил, что в тех местах отряд стражей когда-то столкнулся с людским. Истинные чувствуют такие вещи… или знают… или кто-то им рассказывает. Стражей полегло немного, а люди – почти все. Тогда не было леса, лишь степь. А теперь там болота на костях. Земля приняла и людей, и их ненависть, а теперь она тянет обидчиков к себе, еще и еще, ей нужна живая сила, сила ниори. Там плохое место, и луини там страшные. У тебя воля слабая – вот они и поймали. Теперь зацепили, тянуть будут, как Има говорит, по капле. Но ты им не позволяй, просто не давай, и все. Этого хватит, поверь, только успевай нити между собой и луини обрывать. Ты ведь отдаляешься от них, мы идем туда, где места для нас безопасные. А то, что тебе могло привидеться на болотах, – их образы. Только не они это, не настоящие, а то, как видит их твой ум. А мой никак не видит, – неожиданно завершил он. – И все потому, что человеческой крови слишком много.
– По мне уж лучше никак не видеть, – отрезал Леки.
– Это
Леки промолчал. Чего гадать попусту, сам скажет.
– Может, я Королевскую столицу люблю без памяти? Да я ненавижу ее, давно хотел перебраться в Игалор, только мать не хотела Нока" бросать. Словно позаботиться о нем некому. Может, Идэлиниори не по сердцу пришлась? Да больше всего в этом мире я люблю Идэлиниори! Иногда я грежу, будто иду по ее зеленой траве, подхожу к Водопаду Сверкающих Капель… вижу, как снова встречаю Праздник Лета… Больше всего в этом мире я хотел бы там остаться! Но не могу. Среди истинных мне нет места. – Он лишь возвысил голос слегка, словно увлекаясь своей историей, но его глаза метали такие молнии, что Леки совсем стушевался перед таким нечеловеческим горем. – Я всего лишь тээниори, а это значит полукровка! Силы сэниэкийи почти не слышны во мне, и никакого дара я не обрел, как ты или Има. Я как пустой короб… Лучше бы мне никогда не бывать в Идэлиниори! Но я отправлюсь туда вновь и вновь, потому что долго не могу без нее. Там все другое, Леки, все другое. Ты понимаешь? Нет, о чем я говорю, ты не можешь пока понять! Там мой дом… Но мне там места нет… в этом доме! Я знаю язык ниори, как родной, но часто не могу постигнуть, что же они говорят, настолько далеки они от меня. Надо было родиться там или вовсе не родиться!