Кровь первая. Арии. Они

Зорька разом обмякла и тоже опустила глаза. Слова про еду тут же её сломили. Живот охватил позвоночник и заныл от отчаянья. Молоко кончалось. Звёздочка недоедает, голодная. Она ведь когда шла даже не сомневалась, что Дануха жива и что обязательно накормит, не бросит. Она чуть ли не бегом сюда бежала, не задумываясь по дороге о еде. Лишь бы дойти побыстрей, а тут, ей казалось, сразу всё наладится. Да, не ожидала она такой встречи, хотя была ведь к этому готова. Хавка рассказывала, что Дануха о ней думает, поэтому тоже чувствовала свою вину за произошедшее, что вместо того, чтоб в ноги кинуться, быром[38] попёрла, рисонуться[39] захотела.

— И ты прости меня Данух, — так же покаянно проговорила Зорька, опуская голову, — Хавка же мне всё про тебя рассказала. И чё ты думаешь обо мне, тоже. Я просто не ожидала, что ты сразу накинешься. Думала поговорим для начала…

Тут Дануха соскочила, подбежала к Зорьке и буквально кинулась ей на шею, чуть дитя не придавили. Дануха всё просила прощение, размазывая слёзы по щекам, Зорька просто откровенно ревела в голос. Сколько бы это продолжалось не понятно, но ребёнок не стерпел и тоже заревел, но уже так, что бабы реветь тут же перестали.

— Ой, дитятю-то придавили, — утирая слёзы засюсюкала Дануха.

— Она есть хочет, а у меня молоко кончилось, — тут же сквозь слёзы ответила Зорька, тоже утираясь, — забыла, когда ела в последний раз.

— Ой, да чё ж мы стоймя стоим-то, — заметалась сразу баба и схватив клюку с земли заторопила, — айда скорей, там уж стол накрыт.

Обе опустошённые морально и не имеющие больше сил на словесную драку, они двинулись в поселение, остановившись лишь у источника, попить воды да умыться. Но тут у успокоившейся Данухи взыграл «профессиональный» интерес и под благовидным предлогом, мол традиция такая, сама понимаешь, попросила Зорьку подать водицы напиться. Зорька, прекрасно знала устои бабняка и обязалоку при приёме в бабняк и не чувствуя подвоха, зачерпнула воду в ладонь, протягивая с улыбкой руку большухе. Да, обычаи она знала, только не знала, что бабняка то уж нет и устои эти здесь не действуют. Дануха приступила к процессу опознания с милой ласковой улыбочкой и только лишь принюхавшись, улыбочку её, как ветром сдуло.

— Да-ну-ха, — укоризненно проговорила молодуха на распев, ну только ещё пальчиком не погрозила, поняв, что та делает.

— А я чё? Я ничё, — тут же залепетала баба извиняющимся тоном, и макая пальцами в ладонь.

Долго растирала воду между пальцами, при этом лихорадочно пытаясь осознать только что увиденное. А увидала она своим ведьминным взором нечто до сели даже не вообразимое для неё. И ведьму сильную, и руку Дедову с Неба держащую и объятия Речной Девы, притом свежие совсем и что-то ещё огромное, и мощное, что застилало всё остальное. Это было что-то чужое и не понятное. Облизав пальцы и пряча свою растерянность, Дануха тут же объявила:

— Ну я ж и не сомневалася даже. Водичка своё дело знат, тябя приняла, как родну. Да ты уж прости вяковушку за привычки стары. Эт ты молода, раз и поменялася, а мяня уж тольк вона речка поменят, когда отсель понесёт.

Дануха натянуто улыбнулась и зачем-то сгорбившись, посеменила по тропе в лес.

— Ох и пройдоха ты Дануха, — улыбаясь беззлобно Зорька, идя следом, — давай так договоримся, коль надо будет — сама расскажу, а коль нет, то уж прости с собой унесу. Тебе ж тут в глуши легче жить будет.

— Ладноть, ладноть — тут же скороговоркой согласилась баба, но скорей так, чтоб та не заостряла на этом внимание, мол говори-говори, я потом всё равно это всё с кишками выну, дай только время.

— Кстати, — вдруг встрепенулась Зорька, — а куда это ты меня ведёшь?

— Как куды, — обернулась, не останавливаясь Дануха, — в нашенское поселение.

Зорька тут же встала, как вкопанная.

— Стой, — остановила она бабу, — что значит «вашенское поселение»? Кто там ещё?

Дануха тоже остановилась и вопросительно посмотрела на молодуху, мол чё эт ты.

— Т к много нас тама прибилася, — не понимая вопроса проговорила баба, — а чё эт ты спугалася чё ли с твоей-то силушкой.

Зорька не отвечала, но стала мрачна, как туча.

— Да чё случилася то? — непонимающе вскинула руки Дануха, — тама все свои. Проверяны. Мужиков нету. Данаву за мужика не считаю, он так, недоделанный.

— Нельзя мне туда, — вдруг жёстко прервала её Зорька и обречённо уронив голову на грудь.

— Почему? — недоумению Данухи казалось не было придела.

— Я для всего света дохлая, — так же жёстко, даже озлобленно начала Зорька, — убили меня. Понимаешь? Труп мой в реке нашли изуродованный. Сам муженёк опознал, потому и не ищут, а коль хоть маленький слушок пройдёт обо мне, что где-то видели, пиздец всему будет, притом полный и мохнатый. Они ж костьми лягут, землю рыть будут, но попытаются до меня дотянуться.

— Да не боись ты, Зорьк, — с загадочной улыбкой проговорила Дануха, — ты уж мяне то поверь, тута есть кому за тябя встать, ты ящё просто всего не знашь.