Солнце уже взошло над лесом и начинало своим теплом постепенно прогревать землю, напитывая её жизнью и силой. Новый день родился и вступил в свои законные права до наступления следующей ночи. Птицы распевали свои трели, приветствуя солнце, в высокой траве стрекотали кузнечики.
Впереди на пригорке показался дом Зарины, к которому вела хорошо утоптанная тропинка. Власа обернулась и, убедившись, что Мирон не отстал, ускорила шаг. Добравшись до дома, она открыла дверь и прошла вовнутрь. Мирон последовал за ней.
В доме пахло свежим хлебом, травами и горячим супом. У печи крутилась Зарина, напевая себе что-то под нос. Услышав шум, она обернулась и удивлённо уставилась на Мирона.
— У него кашель сильный. Вернулся с того берега реки, а наши деревенские прогнали, подумали, что хворь, — с порога объяснила Власа.
— Да нет у меня никакой хвори! Один дурак сказал, остальные подхватили, — тут же оскорбился Мирон и хрипло закашлялся.
— Хвори, нет, говоришь… — задумчиво посмотрела на него Зарина. — Ну, садись к столу тогда, поешь с нами, там видно будет.
— Я за отваром только зашёл или что там у вас от кашля есть, — заспорил Мирон, не спеша проходить на кухню. — А потом пойду в Ольховку за рекой.
— Думаешь, тебя там примут хворого? — засомневалась Зарина, расставляя плошки на столе, пока Власа мыла руки в бочке.
— Не хворь у меня! И там народ поумнее будет, чем в Заречье. Друзья у меня в Ольховке, я у них был, — проворчал Мирон, мрачно глядя на Зарину.
— Ну, коль так, сварю тебе после еды снадобье, да иди по добру по здорову, — пожала плечами Зарина.
— Наставница… — хотела было вмешаться Власа, но Зарина её остановила.
— Мы никого силой не держим. Хочет идти, пусть идёт. Только снадобье обождать надо, к полудню будет, а пока сядь с нами, — обратилась она к Мирону.
Он кивнул и выбрал самый дальний стул у стены. Власа в это время разделила на всех небольшую буханочку чесночного хлеба и тоже села.
Суп оказался сытным и наваристым, хоть и без мяса. Впрочем, Власа была к тому привыкшей. Редко мясо у них перепадало к столу — своей скотины не было, кроме козы, а курицу забивали только на праздник. Иногда правда перепадали рёбра какого-нибудь барашка, если кто-то из деревенских решал поделиться в благодарность за лечение.
— Как там отец твой? Здоров? — спросила между делом Зарина у Мирона.
— Здоров, чего ему будет… — хмуро ответил он.
— А ты с чего кашлять начал? Давно? — продолжала выведывать Зарина, доедая суп.
— Со вчерашнего дня.
— А в деревне-то с кем говорил? Был дома?
— Нигде я не был! Я едва зашёл только в деревню, как на меня набросились чуть ли не с вилами, совсем ополоумели, — пробурчал Мирон, орудуя ложкой.
Власа заметила, что после этих слов Зарина заметно успокоилась и взялась за кружку с взваром. Значит, и правда, думает, что хворый он, раз так выспрашивала.
Мирон тем временем зашелся от нового приступа кашля, судорожно схватился за край стола, едва не разлив взвар, который Власа успела разлить по кружкам.
— Отдохни у нас до вечера, а там я снадобье приготовлю, — посоветовала ему Зарина, и Мирон нехотя кивнул.
Власа застелила ему на полатях, чтобы было, где прилечь, и вернулась к столу. Услышала, как Мирон улёгся там и зашторил шторку, не желая ни на кого смотреть.
— Он хворый, да? — шёпотом спросила у наставницы.
— А кто ж знает? — также тихо ответила Зарина. — Был бы стариком, можно подумать на что другое, а так, чтоб молодой в летнюю пору да так захворал. Неспроста, — покачала головой она.
— Как же мы его вечером отпустим? Он же в другую деревню пойдёт, заразит всех, если его и там с вилами гнать не начнут, — встревожилась Власа, наливая себе взвар.
— Не пойдёт он никуда, — уверенно заявила Зарина.
— Силой его не удержим, да и переубедим вряд ли. Упрямый, как осёл, честное слово, — с раздражением бросила Власа.
— Если это хворь, то никуда он не уйдёт уже. К вечеру сляжет, — махнула рукой Зарина и тяжело вздохнула. — Чувствую, намаемся с ним.
— Почему? — удивилась Власа.
— Непросто хворь лечится, ох как, непросто. Да и тяжёлый он ежели что.
— Тяжёлый? — не поняла Власа.
— А кто его в случае чего хоронить будет? Нам придётся, коли не свезёт, — покачала головой Зарина. — А он тяжёлый, поди дотащи его, да схорони. Ладно, хоть не зима.
От слов Зарины Власе сделалось жутко. Нет, она, конечно, видела смерть и раньше, но чтобы вот так в своём доме, ещё и хоронить…
— Он же молодой, не оправится разве? — дрогнувшим голосом спросила она.
— С хворью — это как свезёт. От неё и молодые мрут, заранее не угадаешь, — спокойно заключила Зарина и поднялась со стола. — Ну? Что сидишь? Варить пора отвары, да снадобья лечебные. Чует моё сердце, теперь их много потребуется. И хорошо, если одного сына старосты лечить…
Насчёт Мирона наставница оказалась права. Когда Власа заглянула к нему за шторку, Мирон лежал, завернувшись в два одеяла. Его била крупная дрожь, такая, что даже зубы клацали друг о друга. И ясно было, что ни о каком походе в соседнюю деревню уже и речи быть не может.
— Ты как? — с беспокойством спросила Власа.