Кровь Властелина

Подойдя к карете, я поискал глазами кучеров, но те как сквозь землю провалились. Видимо, решили поболтать с войском. Романх поставил на охрану принцессы всех гвардейцев, и те в данный момент недовольно переминались с ноги на ногу, неся караул вокруг кареты. Рядом больше никого не было. Я объявил гвардейцам приказ князя, и усталые воины пропустили меня без лишних вопросов. После тяжелого утреннего боя им так и не представилась возможность поспать.

Осторожно я подошел вплотную к карете. Для того чтобы побороть сомнения и решиться постучать в дверь у меня ушло, наверное, минуты три, но я сделал это.

— Я же просила Вас убраться! — послышался голос из-за двери.

У меня в горле застрял ком. Только Светлый Владыка знал, как на самом деле мне в этот момент хотелось сбежать, однако сделать это было тоже страшно. Потеряв дар речи, я смог только ещё раз постучать в дверь.

— Вы чего там, глухие?! Оставьте меня в покое!

Увы, моя рука не остановилась, непроизвольно продолжая стучать. Я почувствовал себя дятлом. Из кареты донеслось рычание, дверь отворилась, и на пороге появилась ОНА! В своих нежных ручках она держала всю ту же скамейку для ног.

— Можно? — как-то тихо-тихо и глупо-глупо произнес я.

Люция удивленно приподняла свои прекрасные брови.

— Так ты не князь! — сказала она.

Я припал на колено.

— Верно, Ваше Высочество, я скромный слуга церкви, пришел узнать, не нуждаетесь ли Вы в чём?

Она была прекрасна, даже в своём раздражении. Недовольно надув алые губки, принцесса произнесла:

— Святоша, значит. Неужели церковь не научила тебя не беспокоить людей, когда они того не хотят?!

Я замялся, но тут вдохновение таки пришло ко мне:

— Сказано в святых книгах: «Идя к людям, не бойтесь отчуждения, входя в их жилье, говорите: «Мир сему дому» и блаженны будете. Проповедуйте, спасая грешников, и сами спасение обретете. Блажен неравнодушный, ибо войдет он Царство Небесное. Не желайте спастись в одиночку, не бойтесь взывать к людям, ибо лицемерие есть хуже всего остального греха. Люби мир, и тебя полюбит небо!»

Я определенно превзошел сам себя. Прекрасная принцесса, выслушав мою тираду, казалось, смягчилась. Недовольство на её лице, хоть и не пропало, но сменилось выражением то ли насмешливости, то ли любопытства. Тем не менее Её Высочество не торопились меняться:

— А если кто-нибудь, кого ты пришел спасать, предположим, вдруг возьмет и огреет тебя какой-нибудь скамейкой для ног, ты помолишься потом за спасение души этого «кого-то»? — спросила она, замахнувшись.

Я занервничал. Ответ, согласно церковным книгам, был очевиден. Однако, если я сейчас скажу «да», то шишка появится уже и на моем лбу. А, в отличие от господина Герхарда, мой череп не был столь благородного происхождения, чтобы тратить на него силу кристалла. Требовалось срочно увести разговор в сторону…. К сожалению, в голову лезла всякая банальщина, вроде: «Почту за счастье даже умереть от такой красоты». Я кожей чувствовал, что такой комплимент не пройдет. Принцесса явно привыкла к подобным речам со стороны рыцарства. Так что в изысканных комплиментах я отнюдь не прослыл бы первопроходцем.

— Ну, так что думаешь? — спросила принцесса, приготовившись опустить скамейку на мою голову.

— Молитва особо хороша после обедни, как говаривал Святой Феофан Миролюбский, когда его просили даровать благословение, не предложив сперва скромной трапезы, — произнес я, — подобно Великомученику мысли о спасении души никогда не покидают меня, но я подумал, что Ваше Высочество проголодались, и проповедь была бы сейчас не ко времени!

Скамейка остановилась в паре ладоней от моего лба.

— Ты прав, — произнесла принцесса, — твой тупоголовый князь был настолько занят своими нелепыми ухаживаниями, что забыл даже предложить мне еды, а она была бы кстати. Отлично!

Принцесса отшвырнула скамейку и хлопнула в ладоши.

— Принеси мне самое лучше из того, что есть в этой дыре! — приказала она, захлопнув дверь.

С пару секунд я тупо стоял с преклоненным коленом, любуясь на карету, а потом пошел разыскивать слуг принцессы, те, и правда, оказались недалеко. Как ни в чём не бывало, они глушили эль в компании Деррика, который судорожно расспрашивал их об рыцарских турнирах в столице. Отвесив ближайшему розовому кафтанчику подзатыльник, я передал ему приказ принцессы, лицо слуги побелело, и он немедленно поинтересовался, где находится наш повар. Вопрос был, конечно, правильным. Князь Герхард с удовольствием ел самую простую пищу вместе со своими солдатами, посему с дружиной не путешествовало ни одного кулинара. Накормить же принцессу отварной гречневой кашей или пережаренной свининой казалось не самой лучшей затеей. По счастью, когда я напряг память, то вспомнил, что мать моего собрата по вере — Тимофа — была кухаркой, и вроде как даже пыталась приобщить сына к своему ремеслу. Во всяком случае, кормежкой в нашем якобы отряде занимался он, и не из-за того, что его кто-то заставлял, а потому что ему самому это нравилось. Прихватив с собой Деррика, я направился на поиски Тимофа, тот вскоре обнаружился спящим под небольшим дубом.