Кровавая ария

— Да, — протянула Эни, — все станут ходить в модных платьях, а я одна, как дурочка, буду носить своё розовое, цвет, что был в фаворе прошлым летом.

— На тебя не угодишь! – чародейка съела половинку сваренного в мешочек яйца и отодвинула от себя тарелку. Она совершенно точно знала, будет ещё и второе блюдо.

И оно было. На второе тётушка Призм наделала симпатичных котлеток, к которым подала всю ту же, люто не любимую Рикой капусту.

— Наконец-то интересненькое, — воскликнула Эни, добравшись до разворота второй страницы «Вечернего Кленфилда», — слушайте: «Очередная трагедия в Королевской опере». Я так и думала – опять Руко Нори – мой любимый журналист. Говорят, он ещё и хорош собой, — мечтательно произнесла она, — читаю:

Вчерашним вечером сотни артанцев посетили Королевский оперный театр, дабы насладиться шедевром минувшего столетия – оперой «Слепой мастер», что принадлежит бессмертному перу великого Ибу́ро Сано́тти, ушедшему из жизни в возрасте тридцати семи лет. Его внезапная кончина, которой ваш покорный слуга посвятил отдельное исследование, лишила мир талантливого композитора, чья музыка, словно сотканная из новаторских идей и аллюзий на народные мотивы, является сияющей вершиной оперного искусства.

Но музыка Санотти обладает и ещё одной особенностью. Ох, не зря его так редко ставят на сцене! Проклятие, напрямую связанное с теми мрачными преданиями, уже не одну сотню лет окутывающими Королевскую оперу, словно передаётся через произведения великого композитора. Например, — Эни сделала паузу, отхлебнув из любезно поставленной перед ней чашки чая, — при исполнении его ноктюрна девушка из знатного семейства, клан коего я не указываю из скромности, как и имя несчастной девушки, выбила себе глаз скрипичным смычком. Кто-то припишет происходящее неумелому обращению с новомодным континентальным инструментом. Это их полное право. Только я уверен, мы имеем дело с проклятием театра и проклятием самого Санотти. А уж когда они сложились вместе…

Вчерашним вечером я сразу ощутил зловещую ауру сразу, как только перешагнул порог театра, — взахлёб читала Эни, — даже дым ароматических палочек, что воскурили на алтаре бога Гозёками в холле, нёс в себе явственную, чуждую струю горечи. Зрители были притихшими, словно в ожидании чего-то плохого.

— Какая чушь! – воскликнула Рика, — и не стыдно этому господину Нори писать столь откровенную халтуру. Зловещая аура! Горькая струя, — сразу видно, ничегошеньки он не почувствовал, просто выдумал задним числом, чтобы привлечь внимание читателей.

— Не только одни чародеи чувствительны к проявлениям духовной энергии и тонкого мира, — со значением заметила госпожа Призм, — вот, когда пропал мой любимый котик Бо́ки, я сразу ощутила самое дурное предчувствие. Так оно и вышло. Бедняга скушал отравленную мышь (соседей одолели грызуны, а они по жадности не стали звать мага) и умер.

Эни спрятала смешок за газетой, выдав его за покашливание. Трагическую историю гибели полосатого питомца девушки слышали по меньшей мере раз двадцать, но госпожа Призм никогда не уставала её повторять. Чтобы не позволить старушке и дальше погружаться в горестные воспоминания, Эни поспешила продолжить: