Кровавая ария

— Спектакль с первых нот уносил зрителя в чарующий мир любви, предательства, находок и потерь. Главный герой – Маста ступил на путь, который уготовили боги для любого талантливого человека. С замиранием сердца полный зрительный зал сопереживал ослепшему мастеру, навеки потерявшему свою великую любовь. Эйдо Финчи был великолепен. Его невыразимо прекрасный голос то взлетал к нотам, высоту коих никому иному было бы не под силу взять, то опускался в бархатный баритональный рай, рокочущих низов, и от этого перехода буквально пробегали мурашки по спине.

Не зря старался Эйдо: из королевской ложи на него внимательно смотрели две пары глаз, принадлежащих царственной чете влюблённых, чьим сердцам в самом ближайшем времени предстоит соединиться навеки.

— Ага, — подумала Рика, решившая не комментировать вслух чтение глупой статьи, — я не уверена, что король вообще смотрел куда-то, кроме своего бокала. Он пошёл по обязанности, и чтобы доставить удовольствие бывшей фаворитке. Хотя, — чародейка усмехнулась, — если судить по недовольному виду, вряд ли что-то в этой жизни способно доставить ей удовольствие.

— Артист под печальную музыку пел об утраченной любви, — пафос в голосе Эни нарастал, — о предательстве, ранившем его в самое сердце, о напрасной жертве и несправедливости несовершенного мира. Зрительный зал замер, готовясь встретить окончание арии овацией. Однако ж конец этой арии потряс всех: в оркестровой паузе громыхнул выстрел, и неподражаемый, великий, талантливый Эйдо Финчи упал на сцену, окропив доски своей собственной кровью из простреленной головы.

Я одним из первых понял, что случилось, и бросился на сцену, ибо в моём сердце ещё теплилась надежда на то, что великий тенор жив. Но увы. Ровно на третьем шаге я понял, смерть омрачила прекрасную арию, сердце артиста остановилось навсегда! Его величество встал в своей ложе и со слезами на глазах произнёс прекрасные слова соболезнования. Эти слёзы короля стали самой наилучшей эпитафией Эйдо Финчи, прозванному Хрустальным соловьём.

— Боже, король плакал, — проговорила потрясённая госпожа Призм, — я всегда повторяла, что у его величества Элиаса чувствительная натура.

— Слёзы короля? – не выдержала чародейка, — да он на сцену-то не смотрел. Они с Вилохэдом пропьянствовали два последних акта. Это, когда леди Камирэ посетовала на никчёмных подданных, испортивших ей вечер неуместным самоубийством, его величество произнёс несколько приличествующих случаю слов.

— Ты была вчера там?! – воскликнула Эни Вада, и было непонятно, обвиняет она Рику или восторгается.

— Была, — подтвердила чародейка, ругая себя в душе, что не смолчала. Теперь от вопросов не будет покоя.

Вопросов, действительно, последовало немало. Рике пришлось поведать обо всём, от смерти на сцене до фасона платья и причёски будущей королевы Артании. Интерес по поводу буфета она удовлетворить не смогла, заявив, что в королевскую ложу всё приносили лакеи.

Воспользовавшись тем, что тётушка Дотти и Эни принялись обсуждать смерть артиста между собой, строя самые фантастические предположения, чародейка прихватила газету и удалилась к себе.

Глава 3 ЖУРНАЛИСТ И ДРАКОН