Кровавая любовь

Он издает одобрительный звук, но не снимает трусики. Вместо этого посасывает мой клитор через тонкую ткань, этот барьер одновременно заставляет меня громко стонать и остерегает от чрезмерной стимуляции. Несмотря на то, что якобы именно я контролирую ситуацию, Солон подводит меня к краю, но я все равно сдерживаюсь, чтобы не упасть.

Но чем интенсивнее он посасывает, тем больше я становлюсь все более влажной. Мои трусики промокают насквозь, его язык прижимается ко мне. Я поддаюсь ощущениям, ложусь на спину, позволяя им омывать мое тело, пока словно не растекаюсь по кровати. Снова и снова давление нарастает, его рот неумолим, я продолжаю гнаться за сладким облегчением.

Затем, когда я уже близка к тому, чтобы кончить, прижимаюсь к нему бедрами так сильно, что у меня скрипят зубы, он отстраняется и издает невеселый смешок.

— Нечестно, — протестую я, задыхаясь. Это было так близко.

— Как всегда это бывает, — бормочет он, склоняясь надо мной, стягивая платье через голову, пока я не остаюсь только в нижнем белье. Солон окидывает долгим ленивым взглядом мое тело, которое покалывает от жара его взгляда.

— Ты ни на секунду не дашь мне контроль, да? — спрашиваю я.

Вспышка озорной ухмылки. Он тянется к чашечкам лифчика и оттягивает их вниз, обнажая мою грудь. Пальцами слегка касается сосков, от трения они сильно твердеют. Он смотрит на них с благоговением и голодом, наклоняет голову, языком скользит по изгибу моей груди, а потом вокруг ореола, втягивая сосок между острыми зубами.

— О боже, — тихо вскрикиваю я, сжимая простыни в кулаки. Клянусь, Солон может заставить меня кончить, просто облизывая мои сиськи, и ничего больше.

— Я могу быть твоим богом, — шепчет он, останавливаясь, чтобы провести языком по соску. — Могу быть кем захочешь.

— Ты мой бог, — удается мне произнести сквозь горловой стон. — Черт, Солон.

Он лижет, сосет и дразнит, и все мое тело извивается.

Это так хорошо.

Это так

сладко.

Затем он снимает с меня лифчик, промокшие трусики, пока я не оказываюсь обнаженной под ним. Мое тело в огне, умоляет потушить пламя.

Солон не торопится. Лихорадка в его взгляде достигает апогея. И мне интересно, что у него в голове, когда тот видит меня такой и смотрит одновременно с обожанием и благоговением. С ним я чувствую себя богиней, как будто я сама обладаю врожденной силой.

— Навеки, Ленор, — говорит он, понижая голос до грубого шепота, когда проводит большим пальцем по моей губе, и я втягиваю его в рот, посасывая, покусывая, пробуя на вкус. — Ты моя навеки.

В затылке покалывает, желудок переворачивается, кружится голова. Я жива и влюблена, так безнадежно, опасно влюблена.

Затем он убирает палец и накрывает мой рот своим, затягивая меня в глубокий поцелуй. Я протягиваю руку и развязываю его галстук, поспешно расстегивая рубашку. Он сбрасывает с себя одежду, пока не остается полностью обнаженным. Его тело прохладное, подтянутое и огромное по сравнению с моим.

Его поцелуй углубляется. Я раздвигаю ноги и чувствую, как головка его члена, горячая и скользкая, прижимается ко мне, а затем он толкается внутрь, заполняя целиком.

Я задыхаюсь, выгибая спину. Солон толкается внутрь по самый лобок, его член задевает каждый пульсирующий, ноющий нерва внутри меня. Воздух покидает легкие. Я откидываю голова на подушку, приоткрываю рот, позволяя ему овладеть каждым сантиметром моего тела.

— Ленор, — шепчет он мне на ухо, приближая губы к моей шее. — Ленор.

Все, что он произносит, — мое имя, но этого более чем достаточно. Я слышу желание в его голосе, похоть, голод, отчаяние, и за всем этим скрывается любовь.

Он начинает двигаться быстрее, наши тела двигаются в тандеме, прижимаясь друг к другу, как магниты, кожа скользит по коже. Я потеряна в движениях, в том, как глубоко он проникает в меня во всех отношениях, будто в вены, в душу. Чувствую лишь его, словно покидаю свое тело, стремясь навстречу дикому, необузданному и прекрасному.

Ногтями царапаю его спину.

Зубами покусываю шею.

Ноги обвиваю вокруг задницы, втягивая его глубже, глубже, глубже

.

И тогда я кончаю.

Оргазм накатывает, как волна, сбивает с ног, сердце сжимается, как будто весь мир останавливается. Я кричу, мои конечности дрожат, все эмоции, которыми приходилось жонглировать в последнее время, захлестывают меня. Это не прекратится, это не может прекратиться. Я кончаю и тону, и…

— Я люблю тебя, — признаюсь я, задыхаясь, мои глаза закрываются, проливаются слезы. — Я так сильно тебя люблю.

Эти слова удивляют меня. Я уже говорила, всегда их говорю, но сейчас чувствую это так сильно, что боюсь разорваться надвое. Может быть, это и есть любовь, разделенная пополам, одна часть у меня, а другая — у него.

Я закрываю глаза и поддаюсь ощущению.

Когда комната перестает вращаться и воздух снова наполняет легкие, я открываю глаза, слезы капают, стекая по вискам.