— Как никогда в жизни, хотя для показа летней коллекции поздновато. Наше шоу, похоже, вводит публику в транс, метут всё, что под руку попадётся. Бергсон от нас просто без ума.
И ничего удивительного, что господин Бергсон совсем ошалел от восторга. Сохранить семью ему удалось только потому, что никак не мог определиться, кого он обожает больше — Майку? Дануту? — и ради которой из них следует бросить жену. А потому обе имели все основания чувствовать себя весьма и весьма удовлетворёнными. В финансовом плане.
Боженка всё отлично поняла:
— Ну, теперь мне всё ясно. Кто этой вертлявой пиявки не знает, по уху и клочку морды ни за что не опознает… Разве что по соломенному коку…
— Кок не в фокусе. Харальд выделил главное, потому-то он и гений…
— И ведь не повёлся! Слушай, а он не того, случайно… не другой ориентации?
— Бог с тобой! Ради рубца он, конечно, Клеопатру бросит, и ради бигуса — тоже, но вот за Аполлоном Бельведерским станет следить исключительно, чтоб жратву, гад, из-под носа не увёл. А уж потом поищет себе какую-нибудь милую дамочку, лучше всего пухлую брюнетку.
Боженка вздохнула и повела глазами в поисках выпивки, но, к несчастью, время суток было неподходящее.
— Холера, даже жаль уходить. Ты говорила, что уже получила новый заказ, и как же справишься теперь? Без этой, так сказать, достопримечательности… как бы её… визуальной?
— Придумаю что-нибудь, — беззаботно ответила Майка. — Теперь зимняя мода будет, с осенней уже опоздали, там всё от модельеров зависит. Зима у них мрачная, подключим цвета, а что до развлекательных нюансов, завалялась у нас с Харальдом одна идейка…
А в это время одна завалящая идейка как раз витала над обширной стройплощадкой, почему Харальд и не участвовал в показе своего шедевра в Майкиной квартире. Разрешение на пребывание на закрытой для посторонних территории он получил благодаря высокому покровительству и блату. Что и давало ему полную свободу действий.
А искал Харальд Вертижопку.
Та, в свою очередь, искала укромное местечко. Поскольку помнила слова тех мерзких баб о скульптурной красоте и последовательно реализовала свои намерения насчёт загара понемножку и в движении.
Она без малейшего сопротивления позволила притащить себя на стройку, где полным ходом шли земляные работы, и Зютек, хочешь не хочешь, вынужден был следить за подвластными ему водами. Бросить дело на самотёк никак было нельзя, поскольку капризная стихия устраивала этот самый самотёк в совершенно неожиданных местах и в зависимости от погоды отмачивала жуткие фортели. Поэтому несчастному проектировщику приходилось поддерживать постоянный контакт с исполнителем, внося бесконечные исправления в первоначальные планы.
Вертижопка смылась, как только Зютек отвернулся. Солнышко припекало, словно в разгар лета, заранее присмотренное местечко за буйными кустами можжевельника и терновника манило пустотой, всё было как на заказ.
Всё. За исключением Доминика.
Доминик почему-то не казался абсолютно счастливым, влюблённым и жаждущим её прелестей. Вкалывал, как сумасшедший, а радость на его лице появлялась, только когда он занимался этими идиотскими расчётами. В хорошем настроении тоже бывал, но исключительно во время общения со своими сослуживцами-инженерами, а из их разговоров ничего нельзя было понять. Мало того, всё плотнее взаимодействовал с механиками, а из-за этих проклятых механиков на Вертижопку у него совсем не оставалось времени.
Да и места для неясностей не было. А нового он не искал. Правда, любое рабочее место при желании могло сгодиться, но не офис же, где эта банда трудоголиков засиживается до поздней ночи, а потом, валясь с ног от усталости, расползается по домам. Жуткая ситуация. Зря она, пожалуй, так долго держала его на голодном пайке, теперь приходилось голову ломать, как исправить положение. А значит, тем более надо позаботиться о своей привлекательности, покрыться ровным загаром, без противных белых пятен!
Помня предыдущую оказию, Харальд обнаружил Вертижопку без особого труда. О тишине заботиться было ни к чему, поскольку стройплощадка производила достаточно шума, способного заглушить даже циркулярную пилу, что уж говорить о потрескивающих кустах и валежнике под ногами.
Вертижопка не подвела. Раз уж в движении, так в движении. Она меняла место и положение тела, повернувшись задом к солнцу и Харальду, время от времени опираясь на ствол рябины и сильнее выпячивая расходившуюся задницу. Как модель она стоила любых денег, и Харальд даже начал подумывать, не угостить ли её пивом по окончании съёмки. Без объяснения причин.
В общий шум строительной техники вдруг врезался треск мотоцикла, на который никто не обратил внимания. Как не заметил и разницы между звуком моторов «харлея» и скромной «хонды», которая въехала в ворота. На мотоциклисте был шлем, у Доминика имелся такой же, с чёрной кожей он никогда не заморачивался — кожаная куртка у него была, но коричневая — правда, он мог себе купить и чёрную. Кого это волновало?