Кровавая пыль дорог

Он как-то сблизился с семьёй Людоты, на остановках вечером часто сидел около Русавы и, улыбаясь, смотрел на её игры. В течение дня, сопровождая пленных, араб на своей лошади ехал недалеко от телеги Людоты и часто перекидывался словами с Деяном. Деян, общаясь с арабом, нахватался арабских слов и как-то начал изъясняться с ним. Деян узнал, что его зовут Рахим ибн Назир. У него тоже есть дочь, такого же возраста, как и Русава. Он не воин, он – бедный пастух. Его забрали в поход, обещая по его окончании в качестве вознаграждения дать коня.

Еда заканчивалась, теперь не стало и молока, хотя от такого пути, когда остановки были только ночью, и животные могли питаться только в это время суток, корова с каждым днём давала молока всё меньше и меньше.

Все, не произнеся не слова, стояли и смотрели, как арабы разделили куски мяса коровы, разложили по своим сумкам. Среди телег сновали конные арабы, забирая скот. Один из арабов подъехал сзади к Невеи, схватил её за талию, положил поперёк седла и под улюлюканье арабов увез её. Рахим попытался остановить похитителя, но другие арабы обступили со всех сторон лошадь Рахима, и что-то пригрозив, умчались вслед. У Рахима поникли плечи, и он тронул свою лошадь и уехал.

Как только на востоке заалела заря, Людоту осторожно тронул за руку Деян:

– Людота, смотри.

Между остановившихся телег вёл на поводу свою лошадь Рахим и под руку поддерживал Невею, которая еле шла. Млава ахнула и поспешила навстречу:

– Невея, что с тобой?

– Ой, Млава, нутро всё болит. Ссильничали меня, проклятые. И не девка вроде, а кровь идёт. Унять бы её. Плохо мне, Млава. Прилечь бы.

Невею аккуратно уложили в телегу. Она закрыла глаза, и только временами сквозь сжатые зубы раздавался еле слышный стон.

Млава начала хлопотать возле Невеи, а остальные отошли от телеги. Рахим сел на свою лошадь и ускакал.

К середине дня Невея совсем обессилила.

– Млава, подойди ко мне. Знать не суждено мне… Помру видать скоро. Станяту не бросайте, нет у него больше никого. Солнце вон темнеет, скоро корову доить…

– О чём это она? – спросил Деян.

– Уймись, бредит она, отходит видать.

– Маманя, не умира-а-ай! – заплакал Станята.

Людота стиснул зубы и прижал мальчика к себе. К вечеру Невея умерла. Вот ещё упала на землю и растворилась в ней одна капля жизни из большого котла арабского полона. Арабы не разрешили остановиться, и похоронили Невею, только когда все остановились на ночевку.

Вечером из-за недостатка продуктов сварили немного каши.

– И тризну справить нечем, – пробормотал Людота.

Станята и Русава похудели очень сильно, но, уже понимая всю сложность положения, стойко переносили все тяготы дороги.

И опять дорога: выжженные солнцем стебли травы высотой чуть ли не в человеческий рост, а иногда и выше, или, наоборот, жухлая от солнца трава, поникшая к земле, овраги, через которые нужно перебираться, редко встречающиеся, одиноко стоящие деревья и кусты, пересохшие речушки и глубокие реки, через которые нужно переходить в брод, бугорки и широкие балки… И всюду степь, степь, степь…

* * *

Барух с Газваном ибн Джабалем и с сотней всадников подъехали к обрывистому берегу реки. Обоз с пленными начинал переправляться через реку. К Газвану ибн Джабалю подскакал тысячник охраны обоза.

– Где пленные Саадет ибн Юсуфа?

– Скоро подойдут.

– Всех проведёшь мимо нас.

– Слушаюсь, – и араб ускакал.

Барух скорее почувствовал, чем узнал в этом измождённом, с колодкой на шее человеке Людоту, и чтоб развеять свои сомнения подъехал к телеге и обратился к нему по-славянски:

– Как твоё имя, уважаемый?

– Какой же я уважаемый, если я в колодках?

– Уж больно ты … – сказал горбоносый человек и замялся, подбирая нужное слово, чтобы не обострять разговор, – злой был.

– А разве я пришел к аравам и пытался вломиться в их дом? Я их не звал.

– Зачем сердиться? Все живы, твоя семья рядом.

– А я смотрю, ты – жидовин, а что с аравами снюхался?

– Я бедный еврей Барух, – вздохнул Барух. – Раньше жил у ромеев. Но сейчас меня наняли арабы, чтобы я был тут них толмачом. По своим торговым делам мне со многими народами пришлось сталкиваться, много языков изучить. Но из-за войны торговля пришла в упадок, а надо как-то жить. Ты не ответил мне на мой вопрос.

Людота промолчал, а потом спросил:

– А как наш язык выучил?

– Пришлось. Торговал в Македонии, к полянам ездил, у поморян даже был. И всё-таки, как твоё имя?

– Людотой всегда называли меня.

В это время телегу несколько раз качнуло, и колодка надавила на потёртую шею. Людота скривился от неприятной боли. Это заметил Барух и добавил:

– Я могу поговорить с почтенным Саадет ибн Юсуфом, чтобы с тебя сняли колодку, если ты пообещаешь вести себя смирно. Вот когда, наконец, доедем, точно так же будешь работать. Везде люди живут.

– А долго ещё ехать?

– Дней сорок, а может и больше.

– Одно жить на родине, другое – на чужбине, – помолчав, продолжил Людота. – Вот ты, Барух, почему не уехал опять к ромеям?

– Не всё так просто. Но ведь и арабам нужны люди, скажем так, с разными задатками и способностями.