Он был в поношенной косухе, одетой на голое тело и рваных шортах, сделанных и старых протертых джинсов. На ногах стоптанные сандалии. От них плохо пахло как впрочем и от всего Прищепы.
— Привет, Прищепа, это я, Татьяна. Узнаешь?
Прищепа медленно рассмотрел Таню, а потом ее отца и радостно улыбнулся дурацкой улыбкой:
— Танюха, а студия ваша сегодня сгорела.
— Не сегодня, Прищепа, а вчера, — сказала Татьяна, присаживаясь рядом с бывшим рокером.
— Как вчера? — удивился Прищепа. — А ночи что совсем не было?
— Была, — ответила Татьяна, — ты ее пропустил наверное.
— А я не помню, — сказал Прищепа.
— А вчера что здесь происходило ты помнишь? — спросила Таня. — Ты здесь сидел?
Прищепа задумался надолго, пока Татьяна не подтолкнула его ногой.
— Я с самого утра сидел здесь, — заговорил Прищепа, — но сначала я к Игорю ходил, чтобы он дал мне в долг десять рублей.
— Во сколько это было? — встрепенулась Татьяна и тут же поняла, что спросила глупость, ведь Прищепа жил вне времени и пространства, и часов у него не было никогда.
— Он мне не дал десять рублей и я тут сел, — продолжил Прищепа, — смотрю, подъезжает белая такая машина красивая, как сейчас возле вашего подъезда стоит, только эта красная, а та была белая. И из этой белой машины двое выходят и идут в подъезд. А я их и раньше тут видал, они к Игорю раньше еще приходили.
— Ты их запомнил? — спросила Татьяна. — Как они выглядели?
— Один мелкий, а другой длинный такой, — ответил Прищепа, — рожи отмороженные. Такие же меня однажды после концерта металлистов избили за то, что у меня длинные волосы и я весь в клепках. Я им хотел шины проколоть, но лень было вставать с лавки.
Тут Прищепа замолчал, опять погрузившись в нирвану.
— А что дальше-то было? — спросила Татьяна, легонько толкнув наркомана в бок.
— Дальше было так, — медленно и лениво произнес Прищепа, — они вышли, а студия сгорела.
— А номер их машины ты не запомнил? — спросил отец.
— Номер? — переспросил Прищепа. — Там никакого номера не было… это у автобусов и трамваев есть номер… а у них не было…
— Прищепа, а ты можешь подробнее описать этих бандитов? — спросила Татьяна. — Вот маленький, он как был одет?
— Он был одет… — и тут Прищепа опять задумался надолго.
Прошло больше минуты и он так ничего и не вспомнил.
— А тот, который длинный, — продолжила Татьяна, — у него не маленькая голова была?
— А! Вспомнил! — лениво вскрикнул Прищепа. — У мелкого была белая футболка и шорты, как у того перца, который к нам сейчас идет.
Татьяна и ее отец повернули головы и увидели, что к ним от своей красной машины, на которую кивал Прищепа, направляется тот самый громила-толстяк с которым они поцапались в конторе по продаже промышленных кондиционеров.
— Его еще тут не хватало, — тихо произнесла Таня.
Тем временем толстяк подошел ближе и, тяжело дыша, злобно процедил Татьяне сквозь зубы:
— Ты, соска, ты че, в натуре, оборзела? Ты знаешь с кем говоришь?
— А я вообще с вами не говорю, — спокойно ответила Татьяна, — и мы вас сюда не звали, вы сами подошли.
— Я тебя пополам порву, поняла? — раздухарился толстый, еще больше потея от напряжения. — Певица… Что я вас певиц не знаю что ли? Шлюхи одни!
Видимо в конторе по продаже промышленных кондиционеров ему рассказали кто такая Татьяна. И толстый решил покуражиться, тем более, что препятствий никаких для этого он не видел.
— Слушай, ты, угомонись, — прервал поток оскорблений, сыплющийся изо рта громилы отец, — а-то ведь за язык длинный можно и ответить.
Толстый повернулся к отцу, который рядом с ним казался пацаном и замахнулся громадной пятерней:
— Ты че, козел? Уморщу, падла!
Он попытался толкнуть отца Татьяны в лицо ладонью, но тот голову убрал, кисть нападавшего перехватил, сам и зашагнул за спину толстяка так, что рука толстого оказалась вывернутой локтем вверх. Толстый завыл от боли, а отец Татьяны резким движением бросил его на землю, перекрутил ту же руку и уложил толстого на живот, удерживая его руку уже закрученной назад.
— Ай, ё, больно! — завопил толстый.
Отец Татьяны прижал его к земле коленом, нагнулся и прошептал на ухо:
— За «козла» там, где я еще недавно был, таких как ты желудей просто убивают. Но я тебя прощаю, потому что ты болван.
Сказав это отец Татьяны толстого отпустил в надежде на то, что этот мешок с говном поднимется и убежит. Но толстый и не думал бежать. Он поднялся и бросился всей своей массой на обидчика, сжимая между тем свою барсетку подмышкой левой руки. Одной только правой рукой толстый стал колотить по воздуху, стараясь попасть по отцу Татьяны, но тот упрямо уходил от ударов.
Толстяк разозлился и сильно запыхался. И вот когда он решил просто массой с разбегу сбить противника и придавить, отец, присев, самым немыслимым образом перекинул через себя эту тушу и толстый плашмя рухнул на газон. Он упал с такой силой, так тряхнул землю, что в соседнем доме подумали, что случилось землетрясение. Отец развернулся, как юла, и с разворота носком ноги «успокоил» нападавшего ударом в лицо. Голова толстого мотнулась, жирные щеки колыхнулись, как заливное, он хрюкнул и затих.