Кровавая ротация

Отец Татьяны ничего не ответил на этот вопрос, просто отошел и сел за ближайший стол. Охранник скрылся за тяжелой занавеской, а через минуту оттуда быстрым шагом вылетел мужчина среднего роста, примерно лет тридцати, весь испещренный наколками тюремной тематики. Он остановился в некотором отдалении от отца Татьяны, потом по театральному развел руки в стороны и воскликнул с нескрываемой радостью:

— Краб, братуха, ты же месяц назад должен был «откинуться», я тебя ждал! Почему кореша своего только сейчас вспомнил?

Отец Татьяны медленно поднялся из-за стола и пошел навстречу своему татуированному товарищу. Они обнялись как старые друзья и прошли туда, откуда только что вышел Сквозняк. В отдельной маленькой комнате сидели еще двое таких же, как Сквозняк, разукрашенных наколками мужчин. Они курили, на столе перед ними стояли строем непочатые и початые бутылки пива, лежали карты. Очевидно Татьянин отец своим визитом прервал их игру.

— Знакомьтесь, братва, — представил гостя корешам Сквозняк, — это тот самый Краб, который меня на «отмороженной» зоне от пики спас. Жрали бы меня сейчас червяки в холодной земле, если бы ни этот человек.

Татуированные поднялись в знак уважения к поступку Таниного отца и протянули ему руки для приветствия:

— Жига, — представился один, мужик лет тридцати пяти худой с подвижными желваками.

— Больной, — представился второй, громила под два метра.

— Погонялово у него такое, — объяснил Сквозняк, — в зоне постоянно в больничке отлеживался, всех «лепил» достал своими хворобами. Ну, присаживайся, Краб, покалякаем. Как ты, где был все это время, где «примерз» так, что старого друга забыл навестить?

— Пока нигде я не «примерз», — ответил Краб, — после освобождения съездил прописался в дом родителей в Вологодской области.

— У тебя же пахан и мать, вроде бы, умерли? — уточнил Сквозняк.

— Да, и отец, и мать умерли, пока я сидел, — ответил Краб, — но дом-то остался. Пришлось пожить в деревне, починить крышу, да еще там по мелочи кое-что поправил. И памятник отцу и матери опять же заказал, поставил.

— Святое дело родителей похоронить, — согласился Сквозняк, — но нашему брату не всегда это удается. Я вот своих родителей и не знаю. Кто я, откуда я — теперь уже хрен разберешь. Родители мои — детдом родной. Так куда ты, Краб, сейчас «кочуешь»?

— Куда глаза глядят, — ответил Татьянин отец.

— Давай, если хочешь, я тебе в столице подкину какую-нибудь работу, — предложил Сквозняк, — будешь, если не в падлу, в моей «бригаде» работать. Пока золотых гор не обещаю, но со временем посмотрим.

— Ты же знаешь, Сквозняк, я сам по себе живу, — ответил Краб, — никогда ни к кому не примыкал — ни к «бригадам», ни к «активистам».

— Это точно, не примыкал, — согласился Сквозняк и улыбнулся железными зубами, — чую я, ты, Краб, надеешься обратно в морскую пехоту податься. Угадал я? Так ведь не возьмут тебя после отсидки, сам знаешь.

— Я пока не знаю куда мне податься, — ответил отец Татьяны, — у меня здесь, в Москве дочь…

— Дочь? — удивился Сквозняк. — Никогда ты мне про свою дочь ничего не говорил. Откуда она вдруг взялась?

— Она всегда была, — ответил Краб, — просто у меня не было повода рассказывать о ней, да и незачем было это делать. А вот сейчас у нее случились кое-какие неприятности. Я ей помочь хочу и к тебе пришел за советом.

— Без проблем, поможем, — согласился Сквозняк, — и советом, и делом, если надо поможем. А сколько лет дочурке?

— Восемнадцать, — ответил отец.

— Восемнадцать? — удивился Сквозняк. — А я-то думал лет десять! Ну тогда это уже не дочурка, а половозрелая девушка. Замуж еще не собирается?

— Не знаю, — ответил Краб, — не спрашивал.

— А чем она занимается?

— Учится, — ответил отец.

— В восемнадцать лет у девушки какие могут быть неприятности? — попытался сам догадаться Сквозняк. — Какой-нибудь лох ее, наверное, обидел. Так мы его притянем к ответственности, ты не переживай.

— Если бы ее лох обидел, я бы и сам его «притянул», — сказал отец, — ты знаешь. Дело посложнее будет. Слышал в Москве про «бригадира» по кличке Серый?

— Знаю я этого урода, — ответил Сквозняк, — гнида та еще, беспредельщик.

— Он под кем ходит?

— Поговаривают, что его Петровский прикармливает, — ответил Сквозняк, — есть такой у нас в Москве олигарх. Занимается цветными металлами.

— Слышал я и про Петровского, — кивнул Краб, — дочь мне о нем говорила.

— А что твою дочь с Серым могло пересечь? — удивился Сквозняк. — Хотя этот беспредельщик не ведает что творит. Давай-ка, Краб, подробно все выкладывай!

— Ты конкурс по телевизору смотришь, где дочь Петровского поет, ее еще Султана зовут? — спросил отец Тани.

— Не смотрю я эту «ботву», — ответил Сквозняк, — я только Евроспорт гляжу — футбол, хоккей там, гонки формулы один.

— Я смотрел этот конкурс, — вмешался в разговор Жига, — прошлую передачу я как раз и смотрел.

— Помнишь там девчонку, которая на первом месте? — спросил Краб. — Татьяна зовут?

— Помню ее, рыжая такая симпатичная, — ответил Жига.

— Вот это и есть моя дочь, — с гордостью сказал Краб.

*****