Им предстоял двухчасовой путь, и Комптон сначала попытался найти общие темы для разговора. Мэллой более или менее охотно вел беседу, но все же Комптону было не так уж легко. Поболтали немного об инструкторах с Фермы, но учились они в разное время, поэтому разговор не завязался. Перешли на начальство агентства, но и тут у них не оказалось общих знакомых, либо относились они к ним по-разному. Мэллой тепло говорил о Джейн Гаррисон, а Комптон назвал ее Железной Девой. В свою очередь, Комптон встал на защиту Чарли Уингера, когда Мэллой заявил, что Чарли — ходячий провал разведки. Агент сказал, что, по его мнению, мистер Уингер — один из самых замечательных людей, которых он когда-либо знал. Это означало, что Мэллою, по всей видимости, предстояло явиться на ковер к Уингеру в одиночестве, без Джейн Гаррисон.
После пары историй из «старых добрых времен» (одну поведал Комптон — слышал якобы «от одного ветерана», а другую Мэллой — уж ему было что рассказать, и при этом они почти не грешили против истины) Комптон коротко обрисовал Мэллою характер работы посольства США в Берлине. Вот эта тема интересовала их обоих. Мэллой сообщил, что его отец семь лет проработал в консульстве США в Цюрихе — в те времена, когда такое консульство существовало.
— И все это время я даже не подозревал, что мой старик был разведчиком, — признался Мэллой. — А знаете, когда узнал? Я проходил третье собеседование, и вдруг в кабинет вошел мой отец. Он сказал мне: «Хочу убедиться, что ты так же хорошо умеешь хранить тайны, как твой старик».
История Комптону понравилась, хотя и была наглой ложью. Он начал расспрашивать Мэллоя о его отце, но Мэллой сказал, что тот свои тайны оставил при себе. Наконец эта милая болтовня Комптону надоела, и он пожелал узнать, что пошло не так в Гамбурге и почему. Сначала Мэллой заявил, что это ему неизвестно. Чистая правда, но в такой ситуации неведение ничуть не лучше, чем признание собственной вины на допросе. Комптон попытался обвинить в провале Дейла Перри. Может быть, он сделал какой-то неудачный звонок? Его прослушали? Мэллой рассказал агенту о версии с таксофоном и упомянул о том, что именно тщательное расследование Дейла помогло им выйти на след Черновой и Фаррелла.
— Вы имеете в виду похищение бывшего прокурора?
— Дейл сообщил мне, что у этого типа рыльце в пушку, и он не ошибся. Олендорф снабжал Чернову людьми и всем необходимым.
— Я хочу знать, как вышло, что кто-то просто подошел к Перри и перерезал ему горло.
— Меня с ним рядом не было. Я этого не видел.
— Как киллер может так близко подойди к опытному оперативнику, Ти-Кей?
— Если бы я сейчас перерезал вам глотку, это было бы следствием неверных рассуждений или стало бы ошибкой с вашей стороны?
Комптон улыбнулся, но вопрос ему явно не понравился.
— Вы считаете, что этот человек был знаком Дейлу?
— Я думаю, это Елена Чернова.
— Она просто подошла и перерезала ему горло?
— Мы все считали, что Чернова наверху, в квартире, в постели с Джеком Фарреллом.
— Значит… плохо поработала разведка?
— Ошибка на моей совести, — ответил Мэллой.
— То есть?
— Это было мое задание. Я привел группу в ловушку.
— При всем уважении, Ти-Кей, впечатление такое, что прошлой ночью вы угодили не в одну, а в несколько ловушек.
Кейт вздрогнула, проснулась и осознала, что она на борту самолета. В первое мгновение она не могла понять, как это произошло. Потом вспомнила, что Итан позвонил своему другу в Берн. Они долго ждали, пока тот приедет. У нее весь день сильно болело бедро, и они даже не были уверены, удастся ли им выбраться из Германии, но потом сели на этот самолет и взлетели…
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Итан.
Кейт огляделась по сторонам. Муж сидел у ее изголовья.
— Пить хочется, — сказала Кейт.
Итан дал ей воды. Держа бутылку, он поморщился. Кейт негромко рассмеялась.
— Хорошая парочка мы с тобой!
— Скоро будем в Цюрихе. Маркус звонил. Ждет нас в отеле с врачом.
— А как твоя рука?
— Болит немного, но жить буду.
— Прости, что втянула тебя в это, Итан.
— О чем ты? Я прекрасно провел время.
— Джанкарло говорил мне, что я сведу в могилу нас обоих…
— Мы еще живы, Кейт.
Она улыбнулась. Кейт вспомнила, как на Айгере висела над пропастью, держась за край скалы. «Я еще жива», — думала она тогда.
— Знаешь, когда я потеряла Роберта, я думала, что больше никого не смогу полюбить.
— Так думают все, кто хоть раз в жизни любил.
— Не то что у меня никогда не будет никаких чувств. Мне просто ничего не хотелось. Я хотела сохранить мою любовь к Роберту, пока я живу. Мне казалось, что, даже если его нет, я его все равно…
— Знаю.
— Знаешь? У тебя было такое чувство? Когда?
— Сейчас.
Кейт рассмеялась и отвела взгляд.
— Скажи, тебе порой не бывает обидно… ну, из-за того, что ты словно бы делишь меня с Робертом?
— Наверное, я к этому привык. Я понимал, что ты именно из-за этого меня отталкивала, переводила все в шутку, когда я говорил совершенно серьезно. А потом я понял, что мне лучше принять это. И я решил с этим жить.
Кейт зажмурилась.