Кровавые крылья

Эркиаль отодвинулась от бесполезного пьяного тела, готовая разрыдаться. Ну нет, так не должно быть! Что она скажет родным? Как объяснит, что ничего не добилась от заурядного самца человека? И зачем, в таком случае, она рядилась в эту золотую сбрую гетеры, учила их языки, вникала в тонкости культуры и религии, зубрила наизусть тома аллитерационной поэзии? Нет, конечно, можно выбрать другого донора, но Гиаль приложил столько стараний, два новолуния утрясал условия ее гастролей в Аквилее с местным советом, втирался в доверие к этой звезде скальдовской сцены, чтобы убедить его пригласить на вечер именно ее… Ну и, в конце концов, она обещала его материал Гиалю! Он был идеален!

Но как же это все-таки унизительно! Пожалуй, просто выпотрошить его по завершении процедуры будет слишком мягко. Пожалуй, она придумает для него что-нибудь похуже…

— Canis matrem tuam subagiget![1] — неожиданно выругался на латыни галл у нее за спиной.

Эркиаль подняла глаза. Сквозь тонкий просвет над золотисто-оливковой шторой проглядывал раскаленный лик летнего полуденного солнца. Это ты про мою мать, ублюдок?

— Potes meos suaviari clunes, cacator! — обернулась к своему клиенту она. — Scrofa stercorata et pedicosa! Immanissimum ac foedissimum monstrum![2]

Ноэдес невольно поперхнулся.

— Нихрена ж себе! Витиевато, хоть записывай.

Он потер ладонью свою небритую рожу, почесал все еще лоснившийся от обильно пролитого ароматизированного масла пах.

— А какого Диспатера ты еще здесь? Так до зарезу охота со мной посношаться?

Скальд снова выругался, теперь уже, очевидно, на каком-то из плохо известных Эркиаль диалектов галльского, и, перегнувшись через край кровати, смачно проблевался на дорогой восточный ковер.

— Знаешь, козочка, — прохрипел он, наконец подняв голову, — сейчас мне больше всего хочется сдохнуть, да побыстрее.

Эркиаль откинула со лба тяжелую, выбившуюся из трехъярусного «айсберга» прядь и смерила галла ледяным взглядом:

— Ты даже не представляешь, насколько ты близок к исполнению своего желания!

Ноэдес саркастически ухмыльнулся:

— Грозная козочка! — он сложил пальцы в дурацкий старинный жест, выпятив вперед указательный и мизинец: — Забодает!

И, рассеянно пошарив глазами, тоскливо добавил:

— Слушай, раз уж ты не собираешься сваливать, так, может, хоть выпить принесешь?

— Куда тебе еще пить? — хлопнула длинными золочеными ресницами Эркиаль. — Из ушей не потечет?

Галл осклабился:

— Понимаешь, козленок, в этом сраном мирке есть только две вещи, способные утолить мою жажду и перебить вкус отвращения к жизни: воды Леты и крепкая брага.

«Пожалуй, я бы с удовольствием обеспечила тебе первую», — в очередной раз промелькнуло в голове у Эркиаль. Она гордо прошествовала к мойке, набрала из крана стакан воды, и, вернувшись, выплеснула его Ноэдесу в лицо.

Скальд раздражённо потрусил головой:

— Что за дрянь? Хуже воды только собачья моча! Пива, я сказал, принеси, шлюшка заморская!

И, в добавок, пафосно продекламировал:

— Пива, подруга, подай же мне чашу,Грешною горечью грудь мне наполни!

Эркиаль фыркнула:

— Брюхо.

— Это не поэтично, — гадко скривился он. — Никто не купит. А артист, знаешь ли, хуже проститутки. Он продается целиком: свое тело продает, свои чувства, талант, вдохновение — всё, что могут купить. А вот честность никто не покупает. Даром не берет. Бросовый товар. Лежалый. Ломаного медного сестерция за нее не дадут. Все мы — продавцы лжи!

Он с яростью швырнул о стену подвернувшуюся под руку миниатюрную статуэтку змееногого Сераписа. Хрупкая терракотовая глина разлетелась градом черепков. «Да, с богами у него определенно отношения напряженные», — констатировала про себя Эркиаль. Неожиданно для самой себя, она поняла, что ее злость потихоньку утихает. Нет, ей по-прежнему более всего хотелось покрепче привязать его к спинке кровати и до крови высечь. И эта фантазия возбуждала, как ничто другое. Но вместе с тем внутрь прокралось странное щекочущее чувство, от которого почему-то першило в горле.

Ноэдес отрешенно соскребал корочку воска с собственной груди.

— Так что, пива ты не принесешь и убираться отсюда по доброй воле не желаешь? Я же могу и охрану позвать.

Не можешь. Но лучше тебе пока об этом не знать.

— Вот на какую лярву я тебе сдался? — раздраженно продолжал он. — Из этих, что ли, коллекционерок? Хочешь гипсовый слепок моего эрегированного члена на полочку поставить? С подписью: Ноэдес Бэл? Или так нравятся мои песни?

— Да я их даже не слышала! — фыркнула Эркиаль и хищно облизнулась. — Мне нравится твой генотип.

Скальд закатил глаза:

— Старомодно. Десяток лет назад каждая вторая шлюха косила под ламашту. Секси. Кровососка, — он похабно хохотнул: — Или без «крово»…