Кровавый Дунай. Боевые действия в Юго-Восточной Европе. 1944-1945

Обоим маршалам приходилось непросто. У Малиновского были трудности с организацией снабжения своих войск и пополнением частей. Толбухин все еще не до конца пришел в себя от тех испытаний, которые пришлось пережить ему и его войскам в районе озера Балатон, едва не приведших к «катастрофе». Потери его войск в живой силе и технике, как можно понять из русских трудов по военной истории (в которых, однако, не называются даже примерные цифры), оказались очень высоки. (В настоящее время данные о потерях открыты. В Балатонской оборонительной операции 6—15 марта безвозвратные (убитые и пропавшие без вести) потери 3-го Украинского фронта составили 8402 чел., санитарные – 24 407 чел. – Ред.)

В большинстве стрелковых дивизий осталось от 2500 до 3 тысяч человек. Однако боевой дух войск, вне всякого сомнения, оставался в удовлетворительном состоянии. Над его повышением неустанно трудилась партийно-политическая система.

Хотя тыловые службы снабжения полностью использовали все преимущества этого этапа операции, все же они с огромным напряжением сил поддерживали необходимый уровень обеспечения войск, сконцентрированных в исходном районе, вследствие плохих дорожных и погодных условий. Подобно тому, что происходило за неделю до этого по другую сторону фронта в ходе продвижения 6-й танковой армии СС, теперь с аналогичными трудностями приходилось бороться уже русским армиям. При этом им можно было успокаивать себя хотя бы тем, что войска противника численно и по вооруженности им уступают (превосходство у советских войск было только в живой силе, артиллерии и авиации: по танкам и САУ было равенство при качественном превосходстве немцев, имевших большое количество тяжелых машин. – Ред.).

Семь германо-венгерских дивизий держали оборону на участке фронта между Секешфехерваром и впадением Грона в Дунай. Против 4-й и 9-й гвардейских армий располагался IV танковый корпус СС, который со своими 200 танками и штурмовыми орудиями (против 197 в ударной группировке 3-го Украинского фронта. – Ред.)

с 13 февраля занимал позиции на относительно спокойном участке фронта у Секешфехервара. «На нашем фронте сохраняется полное затишье. Имеет место только обычная активность, войска только ведут наземную разведку. Никакого артиллерийского огня, авиация бездействует», – записал в своем дневнике в начале марта офицер войск СС из 5-й танковой дивизии СС.

В полосе главного удара 46-й армии находилась венгерская 1-я кавалерийская дивизия с отдельными пехотными подразделениями, три артиллерийских дивизиона и один зенитно-артиллерийский дивизион. Дивизия эта располагала в общей сложности девятью ослабленными батальонами и ограничивалась тем, что, по донесениям ее командира полковника Шелла, на отведенном ей участке обороны образовала в низкогорье Вертеш несколько опорных пунктов, из которых вела наблюдение за немногими дорогами, ведущими в горы.

«Мы приняли часть этого участка в феврале от германской кавалерийской дивизии, – вспоминал один гусарский офицер. – Каждая отдельная германская боевая группа имела в своем распоряжении более 44 автоматов, миномет и тяжелое противотанковое оружие. На место каждой из таких групп я мог выставить только половину отделения (1 капрал и 3 гусара). Немцы не хотели сдавать нам этот участок фронта, поскольку думали, что я намеренно держу свои резервы в тылу. Когда же они в конце концов отошли с занимавшегося ими участка, то были убеждены, что русские просто могут пройти здесь прогулочным шагом, когда это им вздумается!» Другой офицер, майор Фойхтерслебен, дополнил эту мрачную картину: «Пополнение личного состава прибыло к нам уже в подавленном состоянии. Несколько человек уже на следующий день просто перебежали к русским. Немцы прислали нам однажды в качестве резерва унтерштурмфюрера (лейтенанта) СС с 20 солдатами, которых можно было использовать в бою только с разрешения их собственного командира. Они также расположились у нас в тылу, возможно, для того, чтобы держать нас в страхе. Когда я им сказал, что у нас на передовой почти нет оружия, так что пусть либо они отдадут нам свое оружие, либо займут места в окопах на передовой, они внезапно исчезли из нашего расположения. <…> В этом гусарском взводе я был единственным профессиональным офицером. <…> Рядовой же состав оказался весьма неоднородным: многие раньше служили в различных тыловых частях и понятия не имели о действиях на передовой».

Положение кавалерийской дивизии в низкогорном массиве Вертеш заметно ухудшилось в первой половине марта. Об этом повествует полковник Шелл: «Все началось с того, что противник изо дня в день стал усиливать свою подрывную пропаганду. Русские громкоговорители вещали без умолку весь день. Сначала они только упоминали о предстоящем русском крупном наступлении, позднее уже совершенно открыто говорили о своих надеждах на успех наступления. Куда более активными стали на нашем участке фронта и разведгруппы противника. Особых успехов это им не принесло, но они явно поняли всю нашу слабость. <…>