Кровавый грабитель

— Давайте покончим с этим, — зубья цепного меча снова застрекотали, вгрызаясь в воздух. — Не нужно позорить Третий Коготь, заставляя меня ждать смерти.

Раздался смех Сайриона, ставший грубым из-за динамиков вокса.

— Позорить, — выдохнул он сквозь фырканье. — Секунду, прошу вас, — он расстегнул замки на вороте, снял покрытый рубцами шлем и вытер глаза сорванным с брони куском пергамента с описанием его деяний. — Он так говорит «позор», как будто это имеет какое-то значение. Мы это слышим от воина, который стал убийцей в тринадцать, а спустя два года — еще и насильником. А теперь он тревожится о чести. Это прекрасно.

Талос поднял болтер. На двуствольном оружии были выгравированы деяния павшего воина, который достиг куда большего, чем кто-либо из окружавших его нового обладателя.

— Прошу тебя, — вздохнул Дал Карус. — не убивай меня оружием Малхариона.

— Сними шлем, — не двигаясь, произнес пророк. Из ран в его доспехе все еще летели искры и лились смазочные масла. — Ты утратил всякое право выбирать себе смерть в тот миг, когда устроил это идиотское противостояние.

Дал Карус медленно повиновался. Он стоял перед Первым Когтем с непокрытой головой. От палубы исходил пряный запах крови, пронизанный химической вонью от взрывов болтерных зарядов. Он печально улыбнулся, практически извиняясь.

— Почему вы просто не прикончили Узаса? — спросил он. — Все бы закончилось, не успев начаться.

— Ты не настолько глуп, чтобы и вправду так думать, — мягко произнес Талос, — равно как и я. Это, как и все происходящее в Легионе, — рана, которую месть только раскрывает.

— Я хочу присоединиться к Первому Когтю.

— Тогда тебе не следовало выходить против нас облаченным в полночь, — он продолжал целиться Дал Карусу в лицо. — Если ты неспособен отговорить собственное отделение от мелкой мести, которая забирает верные жизни, какой от тебя прок остаткам Легиона?

— А вы не можете контролировать Узаса. Есть разница? Неужто ваши жизни ценнее наших?

— Ну разумеется, — отозвался Талос. — потому, что это мы держим свои пушки у твоего лица, Дал Карус.

— Талос, я…

Оба ствола рявкнули. По стенам и броне простучали крохотные кусочки мяса и влажные обломки черепа. Обезглавленное тело рухнуло, ударилось о стену коридора и сползло вниз, осев в скорченной, лишенной изящества позе.

Какое-то время они стояли молча, не обменявшись ни единым словом. Растерзанная броня искрила и издавала неприятный звук трущихся сочленений, пока они продолжали оставаться посреди устроенной ими бойни.

Наконец Талос нарушил молчание. Он указал на тела.

— Тащите их. Септим снимет с них доспехи.

— Два месяца.

— Прошу тебя, Септим, не шути так, — рассмеялся Талос. — Я не в том настроении.

Человек-раб почесал щеку в том месте, где полированный металл соединялся с бледной кожей, и уставился на разбросанный по мастерской результат побоища. Семь трупов в доспехах, которые получили минимальные повреждения — их можно было раздеть, а плоть выбросить в пустоту. Но все пятеро членов Первого Когтя едва могли стоять — таков был урон, нанесенный их боевой броне. Из растрескавшихся пробоин текли масло и смазка, которые быстро засыхали, оставляя пятна. Нужно было выправить вмятины, вырезать покалеченные куски керамита и полностью их заменить, заварить разорванные слои композитного металла, перекрасить их, придать форму…

А субдермальные повреждения были и того хуже. Искусственная мускулатура из псевдомышечных волоконных связок нуждалась в переделке, переплетении и перестройке. Нужно было менять или чинить сервоприводы и шестерни сочленений. Стерилизовать и перестраивать стимуляторные инъекторы. Полностью перенастраивать порты интерфейса. И все это перед наиболее сложным ремонтом: восстановлением сенсорной системы ретинального дисплея в каждом шлеме.

— Я не шучу, господин. Даже при использовании этих запчастей, на каждый комплект брони уйдет больше недели. Перекодировка систем, подгонка под ваши тела, перенастройка интерфейсов под каждого из вас… Быстрее я не управлюсь. И не уверен, что это кому-либо под силу.

Сайрион шагнул вперед. Он хромал из-за сбоев в стабилизаторе левой ноги, а лицо потрескалось и кровоточило.

— А если ты будешь трудиться только над моими доспехами и твоего хозяина?

Септим сглотнул, тщательно избегая взгляда Узаса.

— Две недели, лорд Сайрион. Возможно, три.

— Смертный. Почини мой.

Все глаза повернулись к Узасу. Он фыркнул в ответ.

— Что? Мне, как и всем вам, нужно, чтобы о моей броне позаботились.

Талос расстегнул фиксаторы шлема с шипением выходящего воздуха. Чтобы снять искореженный керамит, потребовалось три попытки. Лицо пророка было разбитым и окровавленным полотном, изображавшим разнообразные раны. Один глаз покрывала корка отвратительно выглядящего рубца, другой же светился — чистый, черный и лишенный радужки, как и у всех рожденных на Нострамо.