Кровавый круг

— Ты был не похож на других детей. Это не твоя вина. Возможно, в этом виноваты твои родители, главным образом твоя мать, которая не сумела тебя защитить, но я не буду ее судить, несчастную, — одному Богу известно, что она сама пережила… Наконец… это печальная и достаточно обычная история… В 1978 году ты с родителями приехал в наш район. Твой отец был инженером, полагаю, он работал на металлургическом предприятии, большего я не знаю. Это был высокий, любезный и неприметный человек. Твоя мать не работала. Вначале все шло хорошо, тебя приняли в школу и у тебя были товарищи. А потом это случилось… твоя мама, вроде бы очень приличная дама, она начала… Она была больна, Жюльен… тяжело больна. Из-за твоей сестры…

— У меня была сестра?

— Сводная сестра. От ее первого брака. Клеманс, чуть постарше тебя. Она тоже была больна. Она покончила с собой годом раньше, я не знаю, что подтолкнуло ее к этому, но твоя мать так и не оправилась от ее смерти.

— Чем она была больна?

— Она пила… пила до потери разума. Когда она была пьяной, она выходила на улицу… разыскивала дочь. Дело часто принимало неприятный оборот. Она оскорбляла жителей квартала, торговцев, плевалась в них, дошла даже до того, чтобы вызывать рвоту в магазинах. Это было ужасно. Сегодня город изменился… каждый живет сам по себе, но в то время это был рабочий квартал… маленький мирок, где все друг друга знали. Вечером родители разговаривают за столом… дети слушают… Эти истории дошли до школы. За несколько недель ты стал посмешищем в классе. Друзья стали врагами, они тебя преследовали, насмехались, унижали. Но ты уже пережил это, Жюльен, и сначала ты ничего не говорил… но вскоре ты похудел, твои глаза стали наполняться ненавистью… Ты каждый день дрался на школьном дворе или по дороге домой… Но это были не обычные рядовые драки, которые можно увидеть в школах. Ты терял контроль. Ты был очень жестоким по отношению к другим… и к себе самому. Однажды ты подрался с одним мальчишкой, я теперь не помню, с кем. Когда вмешался директор, ты размахивал ножом, угрожал пустить его в ход. Другие взрослые пытались с тобой совладать, но ты сунул лезвие в рот и распорол себе пол щеки… Ты был как маленькое дикое животное, царапающееся, орущее… Тебе прописали успокоительное, а потом увезли в больницу. После этого эпизода тебя больше никогда не видели ни в школе, ни в квартале. Вы покинули город…

Натан провел пальцем по шраму. Ему трудно было поверить, что гнусная история, которую ему сейчас рассказывали, была его собственной. Старушка маленькими глотками пила ликер.

— Вы знаете, куда мы тогда поехали? — спросил он.

— Целый год у меня не было новостей до того самого дня, когда… Боже мой, почему ты снова подвергаешь меня этому испытанию?

Натан встревожился.

— Что случилось, Жанна? Пожалуйста, расскажите мне…

Она заговорила очень нежно.

— Эта история, ваша история, была тогда на первых страницах газет. Вы уехали в Перпиньян, более крупный город, надеясь, вероятно, что ситуация в семье останется незамеченной, но ваша жизнь стала там еще хуже. Твоя мать, видимо, не лечилась и страдала ужасными приступами белой горячки, кричала по ночам так, что соседи регулярно вызывали полицию, а потом вмешались службы социальной помощи. Они хотели лишить твоих родителей родительских прав, и твой бедный отец этого не перенес. Вечером, накануне Рождества, сосед, который заволновался, что не видел вас несколько дней, позвонил вам в дверь… поскольку никто не ответил, он проник в дом. Повсюду горел свет, и это средь бела дня… Твоя мать, лежала около лестницы в гостиной, ее лицо было изуродовано выстрелом из охотничьего ружья…

— Боже мой…

— Твой отец лежал в нескольких метрах от нее, окоченевший, словно восковая свеча, ствол ружья упирался ему в подбородок. Стены были… были красными от крови. А ты исчез. Тебя обнаружили полицейские собаки, съежившегося, растерянного, с пустыми глазами… ты спрятался в живой изгороди одной из вилл квартала. Тебя пытались расспрашивать, но ты молчал, укрывшись в мире, где больше ничто не могло тебя настигнуть. Следствие установило, что твоя мать была пьяна, твой отец убил ее и застрелился сам. Тебя он пощадил. В некотором роде расчистил тебе путь, чтобы ты мог нормально жить…

Натан вытер рукавом мокрое от слез лицо.

— Что со мной сделали, куда меня отправили потом?

— У тебя никого не было, и судья по семейным делам поместил тебя в институт детской психиатрии, в городке Цербер, в Восточных Пиренеях, совсем рядом с испанской границей. Как только я узнала, что ты находишься там на лечении, я собралась тебя навестить, но мне отказали из-за твоего психического состояния и потому, что я не была твоей кровной родственницей… Я не стала настаивать. Вероятно, мне не хватило мужества…

Захваченная воспоминаниями, закрыв лицо морщинистыми руками, старушка закончила свой рассказ. Когда она открыла лицо, то увидела перед собой пустой стул.

Уже в автомобиле Натан бросил последний взгляд на серую башню и прошептал:

— Спасибо, Жанна… Спасибо.

И помчался дальше, к туманам своего детства.

40[50]