Кровью омытые. Борис и Глеб

Выслал воевода наперед дозорных, вернулись с известием; нет печенегов. Ушли совсем недавно, еще теплые уголья в кострах, ветер пепел не развеял, и конский помет свежий. По всему, направились печенеги к Альте-реке. И сказал Блуд:

— Не вздумает ли Булан воротиться? Не взял полона и решит попытать удачи вдругорядь? На такое печенеги горазды. Отправимся, княжич, поищем хана…

Выбралась дружина в степь, Борис на курган коня направил. С высоты степь далеко открылась. Поле зеленое с синими и желтыми цветами, кровяными каплями мака, яркое, слепящее солнце и небо, уходящее вдаль. Солнце играло на притороченных к седлам щитах, разбегалось по мокрой траве. Утренний долгожданный дождь освежил землю и воздух, дышалось легко.

Вровень с княжечем остановил коня Блуд.

— Что делать, воевода?

Блуд ответил вопросом на вопрос:

— Что предлагаешь, княже?

— Попытаемся настичь орду.

— А те ведомо, где ее искать? — спросил Блуд насмешливо.

Борис задумался. Воевода прищурился.

— Однажды мы с великим князем сели на хвост орде Боняка, кажись, вот-вот настигнем. Ан переиграл нас хан, сам вперед ушел, а в сторону табун пустил. Мы за табуном и гонялись.

— К Днепру подадимся. День-два коли не отыщем, вернемся и на Альте станем.

— Пусть будет по-твоему, княже. Печенеги могут попетлять по степи и сызнова у засечной линии оказаться. От них всяко жди. Вон вишь ту гряду, они, может, в эту пору к ней нацелились.

Тронув коня, Борис съехал с кургана. Бряцая мечом о стремя, за ним последовал Блуд. Поискать печенегов решили у днепровских порогов.

* * *

Давно погасли лучины в избах берестовских смердов, задула свечу в своей горнице Предслава, а в опочивальне великого князя все светился огонек. Владимир Святославович никак не закончит разговор с иереем.

Задремал в углу, прислонившись к бревенчатой стене, лекарь Гурген, захрапел. Владимир окликнул его, велел отправляться к себе. Анастас послюнил пальцы, снял нагар со свечи, промолвил при том:

— Так и в душе человеческой нагар, да кто бы снимал его?

— Мудрено говоришь, иерей, а вы, духовники, разве не очищаете души?

— Много лет я с тобой, княже, а все до конца не разберусь в те.

— К чему те, Корсунянин, познавать меня? Аль забыл слова древних — познай самого себя?

Иерей головой покачал:

— Ответ, достойный великого князя. Однако скажи мне, Владимир Святославович, вот ты на сына Ярослава замахнулся, да все никак не ударишь. А не случится ли такого, что он с новгородцами тя опередит и на Киев двинется?

— Как мог помыслить ты такое, Анастас? — удивился Владимир.

— Ты, великий князь, уроки прошлого позабыл, забвению предал.

— Не напоминай!

— Тогда иное спрошу, ты Святополка сломил, а по-честному ли? Обманом заманил. И Болеслав за него вступился, потому как опасается императора. Генрих в спину ему ударить может.

— Пусть будет так, — согласился Владимир. — Но при чем Ярослав?

— Ярослав не Святополк, за Ярославом новгородцы и варяги.

— Ты, Корсунянин, душу мою разбередил. Старею я, и то все чуют. Вот и ты в прежние лета не посмел бы такие речи вести.

— Воистину, молодость как весна, со временем она в зиму переходит. Но старость имеет то, чего нет у молодости, мудрость. Ты, великий князь, мудр, а мудрость — дар Божий. Я те о том не раз сказывал.

— Поутру пошлю за Святополком.

— К чему, уж не покаяться ли?

— Может, и для того. Не во всем я был прав к нему. Ты обращал внимание, Анастас, как слетается воронье на поле брани? Так и ныне. Покуда я в силе был, недруги наши не смели государство тревожить, а сегодня, вишь, осмелели. — Прилег Владимир на лавку, прикрыл глаза. — Завтра, Анастас, жду тя от заутрени. Оттрапезуем вместе. Нам Глафирушка кашки сварит, эвона, и я и ты беззубые. — И рассмеялся.

Ночь иерей провел в беспокойстве, а когда от заутрени пришел в князьи хоромы и в опочивальную к князю заглянул, Владимир Святославович был уже мертв.

* * *

Не успел Святополк от трапезы дух перевести, как, едва не сбив его с ног, в палату ворвался гридин Лука. Шарахнулся Святополк, побледнел:

— Не по мою ль ты душу, гридин? Какую весть обманную привез?

— Княже, — выдавил Лука, — не стало великого князя Владимира! Иерей Анастас за тобой послал, велел поспешать.

Святополк гридня за грудь ухватил:

— Когда умер?

— Ночью сегодняшней.

Оттолкнул Святополк гридня, заметался по палате. Снова подскочил к Луке:

— Вели коня седлать, со мной поскачешь!

На крик прибежала испуганная Марыся:

— Але стряслось чего?

— Великий князь помре!

— О Матка Бозка, она услышала меня!

— Передай боярам, а паче Путше, пусть немедля в Берестово отправляются, я же наперед поскачу. Анастас позвал. Там, верно, и митрополит.

— А Борис?

— Что Борис, Борис с дружиной на печенегов отправился. Пусть вышгородцы не мешкают. У гроба великого князя Иоанн признает меня!

Из хором выскочил, в седло птицей взлетел и, едва не сбив воротнего караульного, погнал коня.

* * *

Владимир покоился в берестовской церкви, горели свечи, и бледный лик великого князя был умиротворенным.