Кровью омытые. Борис и Глеб

Путша был не один. К самому шатру подъехали, с коней соскочили, в шатер ворвались. Кто-то из них на Георгия наскочил. Гридин за меч ухватился, но его тут же копьем пронзили. И толпа двинулась на Бориса. Он узнал их. С Путшей Еловит с Тальцем да Лешко, лях приблудный. Подступали медленно. Борис догадался, они смерти его ищут. Только и спросил:

— Ужли Святополку жизнь моя понадобилась?

— Нет, мы по своей воле! — Лешко придурковато рассмеялся.

Борис к мечу рванулся, но Лешко опередил, копье метнул…

Добивали мечами…

Наконец остановились. Путша носком сапога перевернул княжича.

— Не дышит. В ковер заверните и к Днепру, там ладья дожидается.

— Не озлится ли Святополк? — спросил Еловит.

— Утром озлится — вечером возрадуется, одним братцем поуменьшится, — ответил Путша. — Для его блага Бориса извели…

* * *

Еще сумерки не сгустились и не закрылись городские ворота, как с подворья боярина Блуда выехал вершник. Караульный сразу и не признал в нем Зосима, друга колченогого перевозчика.

Выбравшись за город, Зосим взял дорогу на Путивль. В переметных сумах у него еды на дальний путь, к седлу приторочена кубышка с вином, а к поясу прицеплен длинный меч. Он бряцает о стремя.

Днем разыскал Зосиму человек Блуда и велел немедля явиться к воеводе. Зосим с колченогим только-только уху принялись хлебать.

— Кончай сербать, — сказал челядинец, — время не ждет.

Блуд уже дожидался Зосиму. Едва тот порог переступил, сказал:

— Возьмешь коня и отправишься в Муром. Передашь боярину Горясеру письмо, а изустно скажешь, время настало. Да куда и зачем послан, о том никому ни слова.

Скачет Зосим, а что означают эти слова, ему нет дела. Догадывается, не с добром послан…

* * *

Довольны бояре, дорогой посмеивались над Лешко, вспоминая, как его Путша подталкивал. А Лешко только глупо ухмылялся да затылок почесывал.

День жаркий, бояр разморило, решили сделать привал. Съехали к лесочку, спешились. Челядь еду на траве разложила. Бояре в кружок расселись, из рук в руки загулял жбан с пивом. Тальц, прежде чем приложиться, съерничал:

— За упокой княжича Бориса.

— Он, поди, перед Господом сей часец стоит, — подхватил Еловит.

Путша заметил:

— Славно ты, Лешко, копье метнул. Дотянись Бориска до меча, не сдобровать бы кое-кому.

Тут вышгородцы в один голос спросили:

— Кто князя уведомит? — и на Путшу уставились.

— Почто я?

— Ты, Путша, у великого князя в главных боярах хаживаешь, те и честь.

Тальц неожиданно спросил:

— А как, бояре, оправдаемся перед воеводой Блудом за сынка его?

— Че за него оправдываться, он на нас первым напал. Ровно пес хозяина защищал, — ответил Лешко.

— И то так, — согласились бояре.

— Ты, Лешко, дурак-дурак, а дельное высказал. Так и скажем. В драке беда приключилась…

* * *

Не успели бояре-крамольники с дороги передохнуть, как в Киеве уже прознали о смерти князя Бориса.

И не от Путши, а от челядинца узнал о том Святополк.

Собрались бояре у воеводы Блуда пособолезновать его горю. За столом расселись, тут и ворвался Святополк в хоромы. Кафтан нараспашку, шапку дорогой потерял. Путшу за грудь ухватил. Брызгая слюной, заорал:

— Кто, кто велел убить князя Бориса? По чьему указу?

Ни живы ни мертвы бояре, а Святополк трясет Путшу, пена на губах выступила, орет:

— Ты! Это ты бояр подговорил! А ведомо ли вам, что вы его жизни лишили, а кровь Бориса на меня выплеснется! Кто поверит, что не я вас подослал?

— Князь, уйми гнев, — поднялся Блуд, заговорил глухо. — У меня сына убили, слышь, Настена воет. Каково мне? Бояр не вини, они для тебя старались…

Святополк оттолкнул Путшу, к Блуду подскочил:

— Для меня, сказываешь? А ведомо ли тебе, что люд в смерти Бориса меня обвинит?

— Молвы, великий князь, не избежать. Борис-то на твоем пути рано или поздно встал бы! Народу ли не знать, кого Владимир намеревался посадить на киевский стол?

— Господи, — схватился за голову Святополк, — не виновен я, не виновен! Не желал я смерти Бориса! Зачем кровь его пролили, она на меня падет, меня Каином нарекут, и никто веры мне не даст. Услышь меня, Господи!

Качаясь, будто во хмелю, покинул палату. В княжеских сенях наскочил на Анастаса. Побледнел Корсунянин, спросил тихо:

— Истинные ли слухи?

Святополк заплакал:

— Они убили князя Бориса!

Обошел его иерей, а Святополк вслед закричал:

— Не виновен я, не ви-но-вен!

Глава 15

Муромские леса ягодные, грибные, а по рекам и озерам рыбы в обилии. В лесах лоси и вепри, медведи и зубры, а уж мелкого зверя, лис и зайцев такое множество, что в редкий силок добыча не лезет.

Зимой муромские дороги заносит снегом, деревни от Мурома отрезаны, а едва накатают путь, ан новый снегопад. В полюдье едва княжий тиун с боярами пробивались от деревни к деревне.

С весны сойдут снега, прольют дожди, на дорогах грязь и хлябь. Лучшая пора муромчанина — лето и ранняя осень, дороги — езжай не хочу, а на распаханных полях рожь тяжелая, колос — зерно к зерну.

Из Киева в Муром редкий гонец наезжал, и что там в стольном городе Киеве творится, поди гадай.