Кипящая смола в груди густела и застывала неподъемным отчаянием – с таким впору топиться в пруду городского парка. Топиться, потому что больше не за кем идти, больше некому верить. Мозаичным крошевом сыпалась прошлая жизнь. Целый мир в прах разлетался цветными стекляшками восточной башни Школы магии: абрикосовыми, малиновыми, мятными. Васильковыми.
И оставалась гулкая пустота.
Если даже Сариму верить нельзя, то как жить? Ради чего оставаться частью той силы, что крушит вековые порядки Леса? Ради приказа Мерга? Ради васильковой мантии мастера? Ради права быть сыном своего отца? Ради унижения Рани? Ради чего?!
Резко выдохнув, Стел открыл глаза. В кронах и ветвистых кустах густели сумерки. Мутным саваном тянулась по воде дымка, по ногам поднималась сырость. Несколько глубоких вдохов – и расправились хмурые брови и сжатые губы. Высохли слезы под перезвон сосновых иголок и выкрики редких птиц.
Как давно он не плакал! Так же давно, как и не кричал.
Буря прошла, оставив на сердце камень. И имя тому камню было «предательство». Без криков и гнева Стел вновь спросил себя, ради чего он в отряде рыцарей Сарима?
Приказ Мерга. Мечты о лесе. Вера в Сарима.
Теперь все это лишено смысла, полито кровью безвинных и ведет в пропасть, где городские маги выкачивают тепло из жителей леса.
Вьюрок, Полынь и девочки-ведуньи – они стояли перед глазами словно живые.
А напротив появилась матушка, давным-давно умерший отец, учителя Школы, Рокот и целая жизнь. Стел был одним из них. Что, если он ошибся? Если Ерих и вправду услышал то откровение? Если Мерг лучше знает, что делает? Города действительно задыхаются. Задыхаются! Здесь и не вспомнить неизбывную нехватку тепла, когда боишься лишний раз прикоснуться к магии, когда ворожишь ценой собственной жизни. Сколько осталось крови Теплого мира в пыльной брусчатке и стрельчатых башнях дворцов, в крохотных парках и грязных трущобах окраин?
Когда исчезнет последний городской маг?
Скоро, если создавать живые иллюзии в зале собраний и на столичных праздниках, если транжирить направо и налево и говорить, что беречь тепло – удел желторотых учеников.
Прямо перед глазами вспыхнул златоглазый образ Агилы:
–
Может, затем она и отправила его сюда?
Агила никогда бы не стала обманывать саму себя, цепляться за логичные выводы и привычное место в жизни. Она поддержала бы его! Разделила бы тяжесть выбора. Посмеялась бы над послушным маменькиным сынком, который решил взбунтоваться. Отыскала бы выход и прошла любой дорогой, в которую верила.
А в путь рыцарей он больше не верил. Кем бы ни был его отец.
Накинув шелковый платок на раструб, Стел зажал его в кулак и отправился искать Рокота.
Да, это предательство. Но служители, допустившие магию в храмы, тоже предатели.
Глава 30
Под рукой плеснула вода. Рокот прополоскал щетку и огладил лошадиный бок. Ночь выдалась теплая, звездная, над зубчатыми соснами таращилась луна: в самый раз для купания. Фруст фыркнул и ткнулся в ладонь влажными губами.
– Ну, ну… – Рокот похлопал его по морде, покрытой белым пушком. – Знаю, дружок. Ты хочешь домой.
Но еще не время.
Над рекой летел смех и гул барабанов: к ночи, когда лесники окончательно захмелели, танцы на костях достигли своего апогея. Рыцари тоже получили бочонок кислого вина и пару котлов с подозрительным варевом, которое, на удивление, оказалось съедобным. Впрочем, притащи местные хоть помои, Рокот ни за что бы не отказался: главное, соблюдены все законы гостеприимства. Рыцари под шумок, конечно, приложились к вину – пусть его, он не пойдет в этот раз на принцип. Не отравлено – и ладно.
Сполоснув Фрусту спину, Рокот вывел его на песок и принялся растирать.
– Мир и покой, – раздалось за спиной.
Слишком язвительный голос для праведных слов, которые уже давно ничего не значат. Именно покоя хочется перед сном, и нет ничего проще, чем разрушить его затасканным приветствием. Притворившись глухонемым, Рокот неторопливо закончил с Фрустом и укрыл его тонким шерстяным одеялом.
– Разреши обратиться! – Вирт с вызовом повысил голос.
Плохи дела. Что-то опять не по вкусу пришлось романтичному магу.
– Нигде не найти покоя старому человеку, – вздохнул Рокот, поднял из-за камня масляную лампу и наконец повернулся. – Что у тебя там?
Вместо ответа Стел что-то отбросил от себя с выражением глубочайшего презрения. Прогрохотав по камням, серебряный раструб замер у кромки воды, следом за ним чешуей протянулся иней.
Ключ к сердцу Сарима.
Откуда?! Как Слассен допустил это? Зачем щенок полез?!
С придыханием Рокот прошипел сквозь зубы:
– Тебя матушка не учила не брать чужие игрушки?
– Меня матушка учила не играть чужими жизнями, – Стел сжал кулаки, будто перед дракой.
– С чего ты взял, что я играю чужими жизнями? – проговорил Рокот на пределе спокойствия.