Круг замкнулся

Перед самым отъездом я рассказал ему о Стиве Ричардсе: как он нашел новую замечательную работу, перевез семью в Бирмингем, а спустя полгода отдел закрыли. (И сдается мне, Клэр, что это дело рук твоего бывшего бой-френда, я прав?) Что ж, очень жаль, сказал Гардинг, но главная проблема в том, что Стив здесь пришлый, и он был бы намного счастливее, если бы вернулся в свою страну, к своему народу. К своим «корням», как выразился Гардинг. Тут я разозлился и обозвал его гребаным идиотом. И вспомнил, как Дуг однажды сказал, что не хотел бы снова с ним встретиться из опасения увидеть убогого нормировщика, но что может быть более убогим, чем эта реальность, и как подумаешь, каким Гардинг был сообразительным, остроумным, заводным и чем все закончилось. Очень грустно. Я спросил, существует ли миссис Гардинг. Была, ответил он, но умерла. Я в последний раз окинул взглядом его дом и содрогнулся при мысли о том, какую пошлую, несчастную и одинокую жизнь он себе устроил, — но, знаешь, пожалеть его у меня не получилось. Он никого в упор не видит, вот в чем беда, и как такого жалеть? Он поставил себя выше человеческого сочувствия. Я не пожал ему руки, не говоря уж о том, чтобы обняться, просто сказал «до свидания» и напоследок попросил передать привет Усаме, а заодно узнать у него, не даст ли он интервью для «Бирмингем пост». Гардинг в ответ произнес что-то по-арабски. Я полюбопытствовал, что это значит, и он перевел, сказав, что это цитата из Корана: «Укажи нам путь праведный, дорогу тем, кому Ты ниспослал свое благословение, тем, кто не прогневит Тебя и не оставит».

И я уехал. Он не помахал мне на прощанье, только стоял на пороге и глядел вслед моей машине. Больше я его не видел.

* * *

Теплый вечер тянулся своим чередом. Они зажгли свечи на балконе и, поужинав, сидели там вчетвером, Клэр, Патрик, Стефано и Филип, пока солнце не зашло, и тогда начали закрывать ставни, а город Лукка погрузился в почти полную тишину. Лишь изредка раздавались голоса, звонко прощающиеся, и шаги прохожих по брусчатой мостовой. И чудилось, будто события весны 2003 года случились миллионы лет назад.

Было уже хорошо за полночь, когда Клэр сказала:

— Не пойму, что мы можем извлечь из истории Шона. По крайней мере, то, о чем я раньше говорила, она не опровергает. Если и существует исключение из моей теории, то это не Шон, а Бенжамен. Тут я, пожалуй, соглашусь. В том, что с ним произошло, винить некого. Никакой причинно-следственной цепочки. Никто не вынуждал его влюбляться в Сисили и тратить двадцать лет жизни впустую, превратив ее в фетиш. За это он несет полную ответственность.

— Но ведь, — возразил Филип, — Бенжамен теперь счастлив. Он опять заполучил Сисили. Именно этого он и хотел всю жизнь.

— Не верю, что он действительно счастлив.

— Ты видела их вдвоем?

— Заезжала один раз. Это было невыносимо. Она сидела в инвалидном кресле, гоняя его как шелудивую собачонку. Ну и характер у нее…

— Дело не в характере, а в рассеянном склерозе. Он меняет человека.

— Все равно, это невыносимо.

— Тем не менее, Клэр, Бенжамен счастлив. Он снова пишет — ты не знала? И сочиняет музыку. По-моему, это здорово. Во всяком случае, по сравнению с тем, что было пару лет назад… Вспомни, как он исчез, уехав в Германию, и несколько месяцев от него не было ни слуху ни духу.

— Ну, может быть…

— В том-то и дело. Все мы в итоге получили то, что хотели, каждый свое. Ты, я, Дуг, Эмили. Нет, серьезно, с некоторых пор все мы живем так, будто сказка уже закончилась, — «долго и счастливо».

4

МЮНХЕНСКИЙ ПОЕЗД

В предгорьеЧерные поля снегом пестрят.Сумерки крадутся по пустым балконам,                                            слепые дома важноХранят тайну, там дети(Мерещится мне) растут, родители любятВ гнетущем уединении.Аугсбург. Ульм.Я их не вижу,

Но названья ложатся темно-синей тенью.Унылой, как воскресный полдень.Вдоль полотна каналТечет. Перины льдаКачаются на его серозелени, а рядом траваБежевая, как ковер в квартире с ремонтом,Которую никакНе могут продать.Кёльн. Манхайм. Штутгарт.

В любом из этих местДом можно найтиИли создать. Но стоит ли?Бледный манящий свет еще не поблекЗа далекими Альпами, и скоро солнцеЛизнет пуховые плечиГородов, которые я еще не вообразил:Выбора нет,Когда выбор бесконечен.

* * *