Мне хотелось спросить, что бы это значило, но слова застряли в горле. Глаза Павы снова загорелись странным зеленым огнем, и она поманила меня пальцем. Тело, повинуясь ее жесту, сдвинулось с места. Руки перебирали ветви-перила, а ноги послушно поднимались, шагая по ступеням. Всё ближе и ближе к ней. Я уже всё понял, но не хотел верить. Меня просто одурачили. Но как? Как… она это делает? Я попытался сопротивляться и прекратить восхождение по этой страшной лестнице. Но напрасно. «Стой!» – кричал я. Но ни звука не вырвалось из плотно сжатых губ. Что… что она со мной делает?
Мне показалось, что прошло несколько часов, – так мучительны были эти движения против воли. Наконец я оказался лицом к лицу с девушкой, которую любил и совсем не знал. С убийцей. Она наклонила голову, будто прислушиваясь, хотя вокруг царила полная тишина.
– Ну-ну, – ласково сказала Пава, прикоснувшись кровавой ладонью к моему лицу – так же нежно, как гладила прежде. Я почувствовал, как остывшая кровь размазывается по коже, и испытал глубокое отвращение. Хотелось поднять руку и вытереть лицо, но я не мог пошевелиться.
– Мы не убиваем, – продолжила Пава убаюкивающим мягким голосом. – Мы освобождаем.
Мы?
Конечно же, безмозглый дурак, преступников несколько. Она всё-таки оказалась сектанткой-сумасшедшей. Вместе со своими набожными родителями. Живут в ужасном месте и творят жуткие ритуалы.
– Жара! – снова раздался голос, но другой. Более высокий, с капризными нотками.
Должно быть, Пава – это не настоящее ее имя. Ленту он свадебную купил, предложение собрался делать. Каким же идиотом нужно быть, чтобы так попасться. А теперь ловушка захлопнулась. Она заманивала всех своих жертв, соблазняя? Даже девушек?!
Пава – или правильнее теперь говорить Жара? – взяла меня за руку и повела по туннелю из ветвей и листьев. В нос ударил смрад, но я не мог пошевелиться, чтобы прикрыть лицо ладонью. Как можно жить при таком запахе? Внезапно стены коридора расширились, и мы оказались будто бы в комнате, но похожей на большую сферу, в два человеческих роста, из всё тех же ветвей. Я пытался увидеть как можно больше, но апатия и подавленная воля мешали. Я заметил, что мне совсем не страшно. Исчезли ярость, ревность, злость. Мне словно удалось взглянуть на всю картину со стороны. И тут я увидел тело.
Парень, который полчаса назад обнимал, смеялся и любил, лежал на полу, внутренности его были раскурочены, и я не сомневался, что разрез был тонким и точным. Его тело походило на выпотрошенную куклу. На лице застыл ужас, рот распахнут в крике. Вязкий медный запах крови перебил даже стоящую повсюду вонь.
– Надо же, – раздался ехидный голосок, почти детский. – Любовничек пожаловал в Гнездовище!
Я почувствовал, что хватка сознания чуть ослабла, и завертел головой. Откуда голос? Но в ту же секунду Пава рванула в угол и зашипела там кому-то:
– Мала́ еще клюв разевать, – в ее голосе слышалась злость.
Раздалось странное не то квохтанье, не то ворчание, и Пава, сделав шаг из угла, вновь развернулась ко мне. И тут я увидел
– Не бойся, милый, – проворковала она, и я почувствовал, как чужая воля, сильнее прежней, обволакивает меня. Сразу же стало спокойно, а тело расслабилось. Показалось даже, что смогу сделать шаг, если захочу. Но не хотелось: голос белопёрой девушки меня заворожил.
– Жара слишком топорно выполняет подавление, но теперь тебе не будет страшно. Ты в надежных руках.
Раздался клокочущий смех в четыре разных голоса. Я заметил, что Пава, или, как они звали ее, Жара, не смеялась.
– И больно будет только в конце, – злобно прошипел незнакомый голос, и, отодвинув изломанной рукой белую девушку-птицу, показалась еще одна.
Эта была уродлива. Сложно определить, сколько же ей лет, и я даже был не уверен, что это женщина. Но именно ее голос был властным. Травмы и увечья гораздо сильнее, чем у той, что я про себя окрестил Алконостом. Одна рука заканчивалась страшной культей, а вторая была вывернута и неправильно срослась. Ее перья были бурыми, а голову венчал замысловатый капюшон, будто из змеиной кожи. Рот был измазан кровью. Я содрогнулся от догадки. Вот и Юстрица.