10
Игорь чувствовал себя неловко и до сих пор не мог понять, что тому причиной: то ли внимательный взгляд мальчишки (после завтрака пацан, кажется, о нем позабыл, а вот теперь опять вспомнил), то ли статус гостя-приглашенного (и ведь консервов с собой привез, а бабка только усмехнулась, мол, чего там, лучше покормлю-ка я вас свеженьким - кормит вот...); или просто всё вместе да плюс случившееся у реки: круги, сумасшедшая седая учительница с косой дурацкой... Остапович ерзал на лавке, так-сяк глотал норовившие встать поперек горла куски; беспричинно волновался. Тут еще и мать Журского уселась в комнате да чего-то в миске перемешивает - а глазами все за гостем следит! Вот уж ведьма так ведьма, не в обиду Юрию Николаевичу будет сказано. Вернее, сказано как раз не будет. Чтоб - не в обиду. А будет сказано: - Дзякую, Настасия Мацвеяуна! Вельми смашна! Журский с мальчишкой поддерживают: - Да! Класс! - Спасибо, мам, на самом деле, очень вкусно. - На здароуечка, госцейки мае залатыя! На здароуечка! И тут старушка отчебучивает такое... Игорь сперва решил даже: умом бедолаха тронулась, от радости. Поднялась, подошла к столу, ложку, которой бурду в миске размешивала, на скатерть положила, а сама согнулась и шасть под стол! Проворная бабуся! Все трое "госцюшек", само собой, в недоумении, нагибаются - глядь, а хозяйка миску свою в угол поставила (тот самый, "красный", в котором иконы висят) и чего-то шепчет. Игорь поневоле прислушался: - Стауры, Гауры, кали чуеце мяне, гэтая яда для вас, наядайцесь пра запас! Остапович не знал, кто такие эти "Стауры-Гауры", но в одном был уверен: сам бы он ни за какие суперпризы не попробовал этого угощения. Мало того, что оно ощутимо пованивало чесноком, так еще и на вид напоминало скорее некое блюдо после того, как оное съели. Гауры и Стауры, причем по несколько раз. И вот еще что почудилось Игорю: будто ритуал этот, с миской на полу, с обращение к Бог весть кому, - знаком ему. Напряг мозги - и точно, Настуня ж читала! - Знаю я про гэтый звычай, - сообщил он недоумевающим Журскому и Максиму. - У якийсь асабливый дзень так задабрывали душы сабак багатыра Буя (ци Бая - не прыгадаю ужо). Вучоныя личаць, што слово "Гауры" произошло ад литоускага "лохмы", а "Стауры" - от "выть". И што гэтыя дзве сабаки бегали за сваим гаспадарам усюды, тож и пасля смерци не пакинули яго. Ци прауда, Настасья Мацвееуна? Поднялась Настасья Матвеевна с пола, на Игоря глядит. - В книжках, ведама, рознае пишуць, - говорит. - Тольки там заужды усё не так, як у жыцци. И улыбается, устало так улыбается...
11
После обеда Остапович почему-то не торопился идти ко второй группе кругов. Юрий Николаевич - и подавно. Присели на той же лавочке у забора, на дорогу глядели, молчали; журналист перекуривал. - Лето какое-то до неприличия дождливое выдалось, - сообщил Журский, наблюдая за похмурневшим небом. - Мать с отцом жалуются, что сено никак не просушится. - Высахнець, - отозвался Игорь. - Ня могуць жа увесь час одны дажджы исци. А кстаци, - спохватился он, - кали круги зъявилися, дождж таксама ишоу? - Кажется, да. Это имеет какое-то значение? Журналист пожал плечами: - Кали б знацця! Я вось што думаю, на небо гледзячи. Не пайдзём мы сёння да других кругоу толку ниякага. Знимаць не палучыцца, надта пасмурна. - Лады! Тогда как насчет немного поработать? - предложил Юрий Николаевич. - А то у матери в двух-трех местах забор прохудился, так я все собираюсь подлатать... Ну и видишь, - он протянул, показывая одетую в красную шерстяную повязку кисть левой руки. - Я ее вроде и вылечил, но все-таки один не справлюсь. Поможешь? - Чаго ж не? В это время из окна, что глядело на улицу, высунулся Макс: - Дядь Юр! Мы скоро к кругам пойдем? - Завтра, козаче. Сегодня - отбой! - Понял, - он исчез в окне и через некоторое время прошагал мимо них, скрывшись во дворе Гордеичихи. - Ну што, - отбрасывая окурок, сказал Игорь, - пайдзём забор латаць?
12