Круглый год

— Ты что кричишь? — услышал он голос Вадика. — Что с тобой? Саша открыл глаза и быстро сел.

— Разве сова принесла меня обратно? — спросил он, оглянулся и… совсем проснулся.

Лесной язык

Подошёл старый лось к осине. Тонкая она, а высокая, в густой заросли сильно к свету тянулась. Нежных верхних веточек даже высокий лось достать не может. Ну, лось просто распорядился: нажал на осинку, трах — и лежит она на земле, а лось со вкусом попробовал одну ветку, другую. Ветки в хороший палец толщиной — ему подходящая еда. Стоит, жуёт с удовольствием.

Позади него на тропинке что-то хрустнуло. Чуткие уши повернулись, насторожились, но сразу же и успокоились, ветерок ему доложил: зайчишка за кустом притаился, не обращай внимания.

А зайчишке не терпится. Сколько времени он по следу за лосем прыгал, дожидался, пока тот себе на завтрак осинку сломает, ведь и ему, зайцу, горькие веточки по вкусу. Ну вот — лось ушёл. Теперь и он попирует.

Заяц осторожно к осинке подобрался, захрустел веткой. Ух, вкусно! Погрызёт и прислушается: тихо, можно грызть дальше. Когда грызёт, он плохо слышит. Не знает бедный, что кумушка-лиса тоже соображает: он слушает — она лежит, не дышит. Он грызёт — лиса ближе подбирается. Тут бы зайцу и конец пришёл, да сорока по своим сорочьим делам летела и приметила, что под кустом пушистый рыжий хвост шевельнулся. А сороке только того и надо — по лесу новости разносить.

Закружилась она над лисой, да как закричит:

— Беда, беда, заяц, беги! Спасайся!

Заяц сорочий язык очень хорошо понимает. Вкусной веточки дожевать не успел, прыг через осину и покатился. Лисица за ним метнулась, с досады зубами на сороку щёлкнула. Пропала охота! А сорока громче на весь лес звонит: лиса, лиса, беда! Беда!

Другие сороки услышали и к ней мчатся, уже издали кричат, ей помогают.

Но что это? Что с лисицей случилось? Щёлкнула она ещё раз на сороку зубами и вдруг… упала, вытянулась посередине лужайки и глаза закатила. Над ней уже четыре сороки вьются, над самой головой пролетают, а она лежит не дышит.

Ну, сороки теперь не улетят: надо же разобраться, как это лисица так вдруг помереть успела?

Спустились сороки на землю, покрикивают, к лисице боком, боком подскакивают. А та — лежит хоть бы что.

Одна сорока не вытерпела: ближе, ближе, в лисий глаз целится, как вдруг… Лисица — прыг, и сорока крикнуть не успела, у неё в зубах оказалась, только сорочьи косточки захрустели.

Другие сороки вверх метнулись, но лиса на них и не посмотрела. Конечно, заяц лучше, однако на голодный зуб и сорока сгодится. На полянке стало тихо. Лось ушёл, заяц убежал, лисица сороку дожевала и тут же зевнула и под кустиком свернулась: пообедала и отдохнуть неплохо. Сорокам скучно, полетели искать, где ещё что новенькое не случилось ли.

Ну, как раз! Озеро, а на бережке у самой воды американская гостья нутрия сидит, умывается. А над ней высоко в небе ястреб-тетеревятник кругами ходит, прицеливается.

Сороки и тут поспели, заметались над озером, вперебой как закричат:

— Ястреб! Ястреб! Беда! Беда!

Нутрии самое бы время в озеро нырк — и пропала, поди её ястреб из воды достань. А что же вы думаете? Сидит нутрия, коготками на брюшке мех расчёсывает, ни на сорок, ни на ястреба внимания не обращает.

Сороки охрипли от крика, измучились: на каком же языке этой американской дурочке кричать?

Но тут в кустах кто-то засмеялся человечьим смехом. Сорок от нутрии так и откинуло. Взвились и к другому берегу озера вперегонки. А из кустов люди вышли с ружьями.

— Видишь, — говорит один и смеётся. — Нутрию эту, водяную крысу, к нам из Америки привезли, мех у неё хороший. Одна беда — наших языков не понимает. Сороки-то как стараются, слышишь: ястреб, ястреб, беда! — кричат. А она умывается, словно ей и не по-русски говорят. Из-за этого её только в клетках разводить можно. Здесь пробуют на воле — ничего не выйдет.

Тут вода всплеснулась, и нутрии как не бывало: человека с ружьём надо бояться. Это звери и в Америке понимают.

Колька, кошка и котята

Около дома кусты у нас посажены. Вышла я раз утром, вижу — мальчик лет десяти под куст из рогатки целится. А там в траве кошка прячется и другой мальчик сидит, маленький, лет шести. Он пальцы на обеих руках растопырил, как мог, и закрыл ими кошку. А сам вверх смотрит на того, с рогаткой. Видно испугался очень, не меньше, чем кошка.

Большой мальчик весь красный от злости.

— Отойди! — кричит. — А то как стукну!

А тот только шире пальцы растопыривает, кошку закрыть старается. И молчит.

Я не выдержала, крикнула:

— Ты что же это делаешь? А мальчишка ко мне повернулся и отвечает дерзко:

— А тебе какое дело? — И опять на кошку нацелился. Ну, тут я больше говорить не стала. Заборчик вдоль тротуара низкий, ниже колена. Я через него — прыг, и к мальчишке. Тот сразу понял, тоже — прыг! — в другую сторону. Уже издали обернулся, мне кулак показал. И… за угол.

А малыш сидит, кошку гладит и говорит:

— Бабушка, киса ведь какая хорошая. А он всегда кошек стреляет.

— Ты знаешь, где он живёт?

— Знаю. Это Колька. Вон из того подъезда, где дверь открыта.