Кругом измена, трусость и обман

Выслушав отказ, Н. С. Чхеидзе заявил, что в таком случае они М. В. Родзянко никуда не пустят. Наметилось явное противостояние между группой Родзянко и Советом. Скорее всего, именно в этот момент на имя М. В. Родзянко из Ставки поступила следующая телеграмма начальника штаба генерала М. В. Алексеева. В этой телеграмме генерал Алексеев требовал немедленно пропустить литерные поезда^{782}.

Получив телеграмму, М. В. Родзянко, по всей видимости, показал её Н. С. Чхеидзе и его советским соратникам с намёком или даже прямой угрозой, что армия придерживается его, Родзянко. Отказ от этой линии или противодействие ей мог бы означать для Совета, что верхушка армии примет сторону Родзянко, а это могло бы означать, что Ставкой будет предпринята реальная, а не бутафорская попытка навести в Петрограде порядок. Конечно, Алексеев на этот шаг, скорее всего, не пошёл бы, так как слишком много его связывало с людьми из левого крыла. Но попугать таким развитием событий он мог. Во всяком случае, когда член Исполкома Совета Н. Н. Суханов (Гиммерзаявил, что «Родзянко пускать к Царю нельзя», то из правого крыла Таврического дворца

«для урегулирования вопроса был прислан некий полковник»^{783}.

Вполне возможно, что этот «некий полковник» и зачитал членам Исполкома телеграмму генерала Алексеева. «Через короткое время, —

вспоминает Суханов, — в комнату влетел бледный, совершенно истрёпанный Керенский. На его лице было отчаяние. „Что вы сделали?.. — заговорил он прерывающимся, трагическим шёпотом. — Родзянко должен был ехать, чтобы заставить Николая подписать отречение, а вы сорвали это… Вы сыграли на руку монархии“»^{784}.

А. Ф. Керенский понимал, что начинать противостояние с армией на подконтрольной ей территорией — невозможно. Поэтому весь вопрос с отречением надо было бы решить до попадания литерных поездов на эту территорию. Последней станцией, на которой это было возможно, являлась станция Дно.

Керенский на самом деле отдал распоряжение другому члену Исполкома и тоже масону Бубликову начать энергичные действия по захвату поезда. Это утверждение вытекает из полной подчинённости Бубликова Керенскому, подчинённости как члену руководства ВКГД и Исполкома, а самое главное — подчинённости ему как руководителю Великого Востока. Захват поезда в таком случае виделся Керенскому как повторение ситуации с захватом Таврического дворца 27 февраля 1917 г., когда Родзянко был вынужден утверждать состав созданного Временного комитета под дулами вооружённых людей Керенского. В Дно Керенский думал совершить то же самое: захватить поезд и ждать Родзянко. Когда Родзянко приехал бы, то ему пришлось бы вести переговоры с Императором об отречении в окружении «красной гвардии» Исполкома. По всей видимости, возле станции Дно Императорский поезд был остановлен подконтрольными Исполкому силами. Но Родзянко, который уже направил царю телеграмму и который был уже готов ехать, заранее узнал о событиях около Дно и сумел призвать на помощь Ставку. Скорее всего, упомянутый полковник Фрейман был не один и действовал по поручению командования Северного фронта.

Ю. В. Ломоносов вспоминает, что весь день 1 марта Родзянко вёл «переговоры по военному проводу с генералом Рузским. До этого Комитет Думы никоим образом не мог найти понимание с Советом относительно того, что должно было быть сделано с Царём»

^{785}.

Сказано вполне откровенно и объясняет, почему после переговоров с Н. В. Рузским Родзянко направил свою телеграмму в Дно. Родзянко был уверен в том, что ситуация будет контролироваться там армией. Однако, по всей видимости, Совет после провала захвата Императорского поезда его людьми, попытался достичь с Родзянко компромисса. Судя по всему, этого компромисса при посредничестве Ставки достичь удалось. Ломоносов вспоминает, что во второй половине дня

1 марта Бубликов ему сообщил об «очень важной встрече», которая происходит «между Комитетом Думы и Советом рабочих депутатов. Родзянко не может сейчас уехать, но передаёт, чтобы вы держали для него поезд. Мы получили ответ от генерала Рузского из Пскова. Армия с нами»^{786}.