Кругом измена, трусость и обман

Последовавшие из Петрограда от А. А. Бубликова и А. Ф. Керенского «инструкции» были немедленно воплощены в жизнь подконтрольными им железнодорожниками. Из их телеграмм становится полностью понятно, что возвращение императорских поездов из Малой Вишеры обратно на Бологое стало результатом злонамеренных действий.

Как только императорские поезда двинулись в сторону Бологого, причём в обратном порядке, теперь первым шёл собственный поезд, а за ним свитский, в Петроград была отправлена телеграмма: «Передайте коменданту станции Грекову, что литерные поезда из М. Вишеры возвращены обратно. Станция Вишера из действия выключена. Перешедшие на сторону нового правительства все станции до Бологого выключены из действия»^{765}.

Таким образом, из этой телеграммы следует, что литерные поезда были фактически захвачены и вся телеграфная связь по пути их следования отключена.

О том, насколько железные дороги контролировались мятежниками, становится понятным из переговоров по прямому проводу: «Кто у аппарата? Дежурный телефонист. Нельзя ли добиться в службе движения или у начальника дороги, какие литерные поезда следует предъявить Николаевской железной до роге в Бологое для следования на Дно? Кто вы? Я — инженер Керн из МПС»^{766}

.

И. Ф. Керн, статский советник, 1-й заместитель начальника Николаевской железной дороги^{767}, спокойно и деловито запрашивал своих новых революционных начальников, куда направлять ему поезд Императора Всероссийского. Из этого разговора становится также понятно, что станция Дно была выбрана для отправки поездов не случайно.

Подтверждение того, что императорские поезда были возвращены в Бологое насильно, мы находим и в расшифровке разговора по прямому проводу начальника отдела воинского движения полковника А. А. Бармина с полковником С. С. Карамышёвым 1 марта 1917 г. Карамышёв сообщает Бармину, что литерные поезда прошли «до Вишеры, были повернуты и идут к нам (в Псков)»^{768}.

Баронесса С. К. Буксгевден вспоминала, что утром 1 марта и. о. дворцового коменданта генерал-майор П. П. Гротен сообщил, что «поезд Императора был задержан и направлен в Царское Село по Гатчинской дороге»

^{769}.

Объективный анализ имеющихся источников приводит нас к выводу, что лица царской свиты в своих воспоминаниях по тем или иным причинам скрывали правду о том, что на самом деле происходило в литерных поездах 28 февраля и 1–2 марта 1917 г. Это не означает, что всё в этих воспоминаниях неверно. Но главная их цель — дезинформация. Особенно это касается генерала Д. Н. Дубенского. Нельзя не согласиться с мнением Л. Китаева, который в предисловии к сборнику 1927 г. «Отречение Николая II», сравнивая показания генерала Дубенского ЧСК и его же эмигрантские воспоминания, отмечал, что генерал «в августе 1917 года пытался изобразить себя „патриотом“, чуть ли не в духе Прогрессивного блока»^{770}.

После этого совсем не странным нам кажется отрывок из дневниковых записей Д. Н. Дубенского, касающийся обстоятельств поворота литерных поездов на Бологое. Надо признать, что Д. Н. Дубенский очень точно понял глубинный смысл этого поворота: «Для меня совершенно ясно, что вопрос о конституции окончен, она будет введена, наверное»

^{771}.

И хотя есть большие основания полагать, что записи дневника Д. Н. Дубенского претерпели определённые изменения по согласованию с так называемыми «следователями» ВЧСК, фраза о «нашей революции» из уст свитского генерала говорит о многом.

Кроме того, не будем забывать, что воспоминания о том, что происходило в императорских поездах в период с 27 февраля по 4 марта, оставила очень небольшая часть очевидцев. Не оставили воспоминаний герцог Н. Н. Лейхтенбергский, граф В. Б. Фредерикс, князь В. А. Долгоруков, М. С. Ежов, К. А. Нарышкин, граф А. Н. Граббе, барон Р. А. Штакельберг и другие.

О честности воспоминаний царской свиты может свидетельствовать хотя бы следующий отрывок из записей А. А. Мордвинова. Он пишет, что утром 1 марта, со слов графа