Круиз самодовольного амура

Нет, никакого оружия егерь у этого человека не видел. Но он дал описание подозреваемого, которое показалось следователю знакомым и заставило его озабоченно нахмуриться. Крупный, широкоплечий, с давно небритыми щеками, заросшими густой щетиной. Угрюмость придавала ему вид весьма опасного человека. Так что это почувствовал даже егерь, встретивший незнакомца в лесу. И даром, что сам егерь был при оружии, а незнакомец был безоружен, егерь все равно предпочел не соваться к этому мужчине с расспросами и лишь проводил его взглядом.

– Правильно поступили, – заверил Залесный егеря. – А подошли бы к этому человеку поближе, еще неизвестно, сколько трупов было бы в деле сейчас. Возможно, что на один больше.

Егерь разинул рот, но следователю некогда было болтать с ним. Словно гончая, почуявшая наконец свежий след, Залесный рванул по нему дальше. Он не мог простить самому себе, что упустил из виду такую значительную персону. Просто недопустимая халатность, которая могла стоить жизни многим близким самому следователю людям!

Глава 16

Не заезжая по пути в коттедж к своим друзьям, Залесный прямым ходом поехал обратно в Питер. Самого себя он уверял, что поступает так, потому что ему срочно необходимо затребовать из архива некоторые дела, которые способны пролить свет на это дело. Однако в глубине души он понимал: заглянуть в коттедж он просто боится, потому что там сейчас находятся Инга и Ваня. А видеть этих двоих рядом друг с другом было для Залесного невыносимо больно.

Когда он несколько дней назад гордо заявил Инге, что уходит от нее, он никак не ожидал, что жена столь быстро найдет ему замену. И теперь Залесный уже не был уверен в том, что поступил правильно, уступив свое место сопернику. Но сделанного не воротишь, и, не желая лишний раз страдать, видя Ингу рядом с другим мужчиной, Залесный миновал знакомый поворот с трассы.

И все же на сердце у него при этом было неспокойно. Он чувствовал, что враг опережает его. И очень боялся, как бы следующий удар не был бы нанесен раньше, чем он придумает, как его предотвратить.

И поэтому, еще находясь в пути к городу, Залесный сделал звонок Василию Петровичу:

– Как Филипп?

– Еще не проснулся. Но твой парень дежурит возле его комнаты.

– Очень тебя прошу и Ваню, присматривайте там за ним. И до моего приезда не оставляйте Филиппа одного ни на минуту.

– Да он и так никуда вчера целый день не выходил.

– И сегодня пусть не выходит!

– Сегодня-то ему уже лучше. Может, захочет проветриться.

– Пусть лучше сидит дома. И ни на минуту не оставляй его одного! – повторил Залесный. – У меня есть все основания думать, что следующей жертвой может стать именно Филипп.

– Как же так? – удивился Василий Петрович. – Вы же уже сцапали двоих преступников? Разве есть еще?

– Есть еще кое-кто, о ком мы пока что знаем непозволительно мало. И знаешь… Ожидай не только выстрела, удушения или удара ножом. Убийца ведь может изменить свою тактику.

– В смысле?

– Ты уж проследи не только за тем, чтобы Филипп не оставался один ни на минуту, но и сделай так, чтобы он получал еду только из твоих рук.

– Даже так? Думаешь, его и отравить могут?

– Да. В коттедже есть некто, помогающий преступнику. И у меня есть основания предполагать, что жизни Филиппа грозит серьезная опасность.

Тревога, которая прозвучала в голосе следователя, заставила взбодриться всех его друзей. Василий Петрович лично побежал к Филиппу, чтобы убедиться, что старый приятель благополучно пережил эту ночь. Филипп уже проснулся и сидел на кровати, собираясь есть завтрак, который ему принесли на подносе.

Мужчина как раз подносил ко рту намазанный маслом с красной икоркой хлеб, когда в его спальню вошел Василий Петрович. Увидев, что происходит, Василий Петрович одним махом подскочил к Филиппу и вырвал у того буквально изо рта кусок мягкой булки. От резкого движения сотни икринок полетели во все стороны, часть их осела на стенах, часть на постельном белье, но самая значительная часть икры оказалась на волосах Евлалии, которая была в комнате и тут же громко заверещала:

– Безобразие! Что вы себе позволяете?

– Прости меня, Лалюшка, – как мог ласково извинился перед красной от злости женщиной Василий Петрович. – Только я получил от полиции совершенно конкретные указания на счет твоего папы.

– Что еще за указания?

– Мне приказано глаз с твоего папочки не спускать.

– И что? Зачем надо было вырывать у него из рук еду?

– Затем, что отныне и вплоть до особых распоряжений Филипп будет получать еду и питье только от меня лично.

Евлалия расхохоталась:

– Это еще что за глупости? И слышать ни о чем таком не хочу!

И, намазав очередной кусок булки жирным слоем икры, Евлалия сунула бутерброд отцу:

– Кушай, папа!

Филипп протянул руку, но встретился взглядом с Василием Петровичем и заколебался.

– Папа!..

– Нет, Евлалия, пожалуй, я все-таки не буду.

– Папа!

Теперь в голосе Евлалии звучала нескрываемая обида.

– Ты что? Тебе надо поесть. Ты и вчера ничего не ел. Или ты считаешь, что я могу тебя отравить? Я? Твоя любимая девочка?

– Но ты ведь не знаешь, что там, в этой икре?